Надежда Лиманская: Бездна смотрит на тебя

Несколько картонных потрёпанных папок легли на стол.

— Саломея? Кстати, как вас угораздило? — Взмахнул выразительно сухой рукой в воздухе, снизу доверху.

— Вы тоже готовы повесить ярлык — «новая русская»? Буквально сегодня утром мне дали понять нечто подобное!

— Догадываюсь, кто бы это мог быть! — Улыбнулся. — Не обижайтесь, детонька! И не удивляйтесь, договорились? — Затем. — Антон! Кому ещё? Присутствовал, так сказать, в кабинете у Аркадия? Верно?

Саломея удивлённо повела головой. Затем улыбнулась, слегка кивнула.

— Не сочтите за старого, выжившего из ума, сплетника, но история у него была. Да-а! — Присел, снова махнул сухой ладошкой. — У Антона. Помните начало девяностых? Что творилось? Тем более, быть в то время женой, как в народе говорят, мента… А у него тогда, — ни денег, ни квартиры, ни звания. В общем, бросила его жена, вышла замуж за какого-то там бизнесмена-негра, прихватила дочь, — и во Францию, только её и видели. Вот у него с тех пор, в общем, сами понимаете. — Взял палку, подошёл к окну. Не поворачивая головы. — Аркадий рассказывал, как вы помогли ему. И вообще, кто вы… Но, право слово, Саломея, я в эти штуки, — не обижайтесь на старика, ради бога, — не верю! Но то, что вы услышите, возможно, как-то связано с этим делом. Каким образом?

Опустил голову, произнёс: — Я, знаете ли, привёл некоторые доводы, но меня, хотя и оказывают бывшие коллеги всяческие почести, знаки внимания и уважения, слушать не стали. Отмели сразу. Это сколько прошло…, — запрокинул голову, задумчиво какое-то время смотрел вперёд, — да — а! Ого! Шестьдесят с лишним! Вот как! — Потянулся за тростью.

Решительно опёрся на неё, встал.

— Ну, а если не хватает кое-кому профессионализма и… — Вздохнул. — Ну, не будем о грустном! — Лукаво взглянул в лицо Саломее. — Значит, детонька, с таким вот, прекрасным библейским именем, — вам и придётся решать сию головоломку! Да — а! — Усмехнулся своим мыслям.

— В Сибири, в 1947 году, — стал рассказывать Константин Григорьевич, — только начинал молодым следователем. И было у меня первое, весьма странное уголовное дело, вернее несколько, объединённых в одно. Серия, одним словом. В те времена термины «серия», «серийный убийца» не использовался. Серийных убийц в Советском Союзе не было, да и быть не могло, по определению. Время послевоенное, казалось, война окончена, живи, да радуйся! Сами понимаете, советская пропаганда, не то, что теперь. Я каждый день покупаю свежие газеты. А вообще, к киоску с прессой подходить неприятно: либо откровенная эротика, либо одни пугающие заголовки о маньяках, насильниках.

Мельчайшие детали убийств смакуются журналистами с таким кровожадным, я бы сказал, маниакальным удовольствием! — Возмущённо покачал седой головой. — Я атеист, Саломея, но знаете, просто обескураживает! Так и хочется назвать журналистов этих, так называемых, — безбожники! Страшно другое. Кто-то получает удовольствие от прочитанного! А для кого-то, готовых к действию, — пожалуйста, инструкция! — Взглянул на неё. — Ой, простите! Отвлёкся. Так вот. — Разложил тонкие пожелтевшие листы. — Новосибирская область, село Куприно. Как я уже сообщил, 1947 год. Стали находить трупы, в основном, жертвами были женщины, тридцати — сорока лет. Весьма зажиточные по тем голодным временам. И что характерно, не были не изнасилованы, не ограблены — положил руки на стол, сцепил пальцы. — Первый удар чем-то тяжёлым сзади. Второй, — смертельный, — тяжёлым и острым вот сюда! — Коснулся середины лба желтоватым указательным пальцем, чуть согнутым в суставе. — Бессмысленные, жестокие убийства! Экспертиза, опять же, точно не установила. Предположили кое-что. Палка, полено.

— Чем пробита кость черепа?

— Штырь, гвоздь. Гадали, в общем! Эксперты в лаборатории старались, работали. Но. Периферия, времена… Да! Нынешние бы технологии. — Аккуратно достал жёлтую фотокарточку. На чуть размытом от времени изображении просматривалась маленькое тёмное пятно на белом лбу молодой женщины, её лицо обрамляли чёрные, густые волосы, уложенные в стиле тех лет. «Перманент».

— Первый труп найден в семи километрах от села, — продолжал бывший «важняк» второй, — в одиннадцати, третий — в двадцати. — Переспросил. — Вам интересны детали?

— Всё! Любая мелочь, подробность! — Подалась вперёд Саломея.

— Вот это разговор! — Оценил. — Жаль только, что вы не из наших!

— Первый труп женщины был обнаружен собственной дочерью. Девочка жила в интернате. Мать её привозила в санях каждую неделю замёрзшее молоко. Знаете, тогда его так хранили, замораживали дисками. Ну, представьте, — показал на стол, где лежала круглая буханка пшеничного хлеба, — где-то, примерно так. Привозила мясо, творог, картошку. Это могли себе позволить не все, поверьте. Так вот. Дочь ждёт. Вечереет, а матери всё нет. Ну и пошла, встречать её. Встретила. Та лежала в санях. Во лбу крошечное отверстие. Всё оказалось на месте: вещи, продукты, а сама… Думали вначале, — пуля. Сброда после войны моталось немало всякого. Банды… Верите? Мы, тогдашние опера, полуголодные, спали в отделении прямо в одежде несколько суток. Задумался. Неожиданно: — Давайте прервёмся? Сделаем небольшую паузу! Согласны?