Алекс Михаэлидес - Ярость

Однажды вечером Лана рассказала мне правду о них с Отто; о том, что их брак оказался вовсе не таким уж счастливым. Что, пожалуй, неудивительно. Помимо яркой индивидуальности, широких жестов, бурлящей энергии и целеустремленности, у Отто имелись и другие, менее привлекательные черты. Он был гораздо старше Ланы и относился к ней с отеческой заботой, иногда перераставшей в деспотизм. Контролировал каждый ее шаг, диктовал, чем питаться и какую одежду носить. Разносил в пух и прах любой самостоятельный выбор Ланы, подрывал ее уверенность в себе, всячески давил. А когда выпивал лишнего, мог устроить ссору или даже поднять на Лану руку.

Подозреваю, что, если б они прожили вместе еще какое-то время, Лана непременно взбунтовалась бы, так как, взрослея, становилась более независимой. Уверен, однажды она ушла бы от Отто.

Этого мы никогда не узнаем. Всего лишь через пару лет в браке одним весенним днем Отто неожиданно умер от инфаркта. И где? В международном аэропорту Лос-Анджелеса! Он собирался вылететь к Лане на остров, чтобы отдохнуть, как и предписывал ему врач.

После смерти Отто Лана несколько лет не ездила на остров – там было слишком много печальных воспоминаний. Но время шло, и она снова стала вспоминать об острове, обо всем хорошем, что было у них с Отто; боль понемногу утихала. Однажды Лана решилась вернуться на остров. С тех пор она ездила туда дважды в год, а иногда и чаще. Особенно после переезда в Англию, когда уставала от вечных дождей.

Перед тем как мы продолжим, мне следует рассказать о развалинах. Как вы скоро убедитесь, это место играет существенную роль в нашем повествовании. Развалины были моим излюбленным местом на острове. Шесть стоящих полукругом разрушенных, изъеденных ветром мраморных колонн на прогалине, со всех сторон окруженной оливковой рощей. Атмосферное место, словно проникнутое магией. Идеальное убежище для раздумий. Я часто садился на один из камней и просто молчал, слушая тишину.

Развалившиеся колонны остались от античной виллы, которая стояла здесь тысячу лет назад. Вилла принадлежала семье знатного римлянина. Шесть колонн – это все, что сохранилось с тех пор. Отто и Лане рассказали, что некогда здесь располагался небольшой домашний театр, в котором устраивали частные представления.

Красивая история – правда, на мой взгляд, немного надуманная. Скорее всего, эту байку сочинил изобретательный агент по недвижимости в надежде заинтриговать Лану. Если да, то трюк сработал. Лана была моментально очарована историей и с тех пор называла руины «театром».

На некоторое время супруги возродили античную традицию: летними вечерами посреди руин показывались скетчи и короткие пьесы, написанные и сыгранные членами семьи и гостями. Практика, которая, к счастью, прекратилась задолго до того, как я впервые приехал на остров. Перспектива потакать прихотям кинозвезд и смотреть их любительские спектакли была бы, честно говоря, выше моих сил.

Помимо развалин, на острове имелась лишь пара сооружений. Оба относительно недавние: сторожка, где жил Никос, и основной дом.

Дом стоял в центре острова – громадина из песчаника, построенная больше ста лет назад, с бледно-желтыми стенами, красной черепичной крышей и зелеными деревянными ставнями. Отто и Лана немного привели его в порядок: пристроили несколько помещений и подновили самые обветшалые части. В саду появились бассейн и гостевой домик, а на ближайшем пляже – каменный волнорез, где был пришвартован катер супругов.

Сложно передать, как красиво выглядит остров. Или выглядел ? Тут я начинаю немного путаться во временах. Где я: в настоящем или в прошлом? Но я знаю, где находился бы, будь у меня хоть полшанса. Я бы отдал все на свете, лишь бы снова оказаться на острове.

Я помню все до мелочей. Стоит закрыть глаза, и я снова там: на веранде, любуюсь видом с бокалом прохладительного напитка в руке. Местность почти всюду ровная, и взор беспрепятственно устремляется к далекому горизонту: мимо оливковой рощи, к пляжам и бухтам и, наконец, к чистой бирюзовой воде. Когда штиль, вода синяя и прозрачная, словно стекло. Впрочем, как и многое в жизни, море переменчиво. Если подует ветер – а случается это довольно часто, – вскипающие пеной волны, бурля, поднимают со дна песок, и вода становится мутной, темной, опасной.

В тех краях ветер – сущее проклятие. Он дует круглый год, хоть и не постоянно и не с одинаковой силой. А время от времени впадает в безумие и, промчавшись над морем, обрушивается на острова. Бабушка нашей Агати называла эгейский ветер to menos – «ярость».

Кстати, у острова тоже есть имя – Аура. Он назван в честь греческой богини прохладного утреннего воздуха и бриза. Приятное имя, которое не отражает ни истинную жестокость ветра, ни характер самой богини.

Аура была младшим божеством – нимфой, охотницей, спутницей Артемиды. Мужчин она не любила и убивала их ради забавы. Когда у нее родились сыновья-близнецы, одного из них Аура съела; второго успела похитить Артемида.

Говоря о местном ветре, островитяне называли его ужасным и сметающим все на своем пути. Неудивительно, что ветер вошел в их легенды и слился с образом Ауры. К счастью, мне ни разу не пришлось испытать на себе все его «прелести». Я ездил на остров несколько лет подряд, и мне всегда везло с тихой, ясной погодой – в эти пару дней буря обходила остров стороной. Только не в этом году. В этом году я ощутил, что такое ярость .

Лана все же пригласила меня на остров – несмотря на то, что заявила Кейт, будто я несносен. Кстати, я Эллиот, если вы еще не догадались. И слова Ланы обо мне были лишь шуткой. Такие у нас сложились отношения. Мы постоянно друг друга подкалывали. Между нами царили легкость и веселье, как пузырьки в бокале шампанского.

Правда, пока я летел до Греции, ни шампанского, ни хотя бы кавы [8] Кава – относительно недорогое испанское игристое вино. «Cava» по-каталански означает «пещеры». Бутылки с вином хранили в пещерах или в погребах. Термин был официально зарегистрирован в 1970 г., чтобы отделить французское шампанское от испанского игристого вина. мне не наливали. В отличие от Ланы и членов ее семьи, которые отправились на остров, как и всюду, куда бы ни понадобилось, на частном самолете. Простые смертные вроде меня добирались обычными рейсами; а в последнее время, увы, преимущественно лоукостерами.

И здесь, в самом что ни на есть земном месте – у стойки регистрации в лондонском аэропорту Гатуик – в истории появляюсь я. Как вам известно, я давно горю желанием представиться. Теперь мы можем познакомиться как следует.

Надеюсь, я справлюсь с миссией рассказчика. Хотелось бы верить, что меня считают приятной компанией – в меру занятный, довольно прямолинейный, добродушный, а порой даже глубокий человек – особенно после того, как я угощу вас парой бокалов чего-нибудь горячительного.