Дэн Браун - Ангелы и демоны

– Его святейшество попросил меня передать вам это, – сказал Шартран и вручил ему пакет с папской печатью.

Лэнгдон открыл пакет и прочитал написанное от руки послание:

"Мистер Лэнгдон и мисс Ветра!

Несмотря на то что мне очень хочется попросить вас хранить в тайне то, что произошло за последние 24 часа, я чувствую, что не имею права требовать от вас чего-либо после того, что вы уже сделали для нас. Поэтому я скромно отступаю в тень, в надежде, что ваши сердца подскажут вам правильный путь. Мне кажется, что мир сегодня стал немного лучше... не исключено, что вопросы обладают большей силой, нежели ответы на них.

Мои двери всегда для вас открыты.

Его святейшество Саверио Мортати".

Лэнгдон перечитал письмо дважды. Коллегия кардиналов определенно избрала благородного и достойного лидера.

Прежде чем Лэнгдон успел что-либо сказать, Шартран достал небольшой сверток и, передавая его ученому, сказал:

– В знак благодарности от его святейшества.

Лэнгдон взял сверток, который оказался на удивление тяжелым.

– По указу его святейшества данный артефакт, хранившийся в личном реликварии папы, передается вам в бессрочное пользование. Его святейшество просит вас только о том, чтобы вы, выражая свою последнюю волю в завещании, обеспечили возвращение этого предмета в место его первоначального нахождения.

Лэнгдон снял со свертка оберточную бумагу и... потерял дар речи. Это было шестое клеймо. «Ромб иллюминати».

– Желаю вам мира и благополучия, – с улыбкой произнес Шартран и повернулся, чтобы уйти.

– Благодарю... вас, – едва сумел выдавить Лэнгдон.

Он так разволновался, что никак не мог унять дрожь в судорожно сжимавших бесценный дар руках.

Швейцарский гвардеец, задержавшись в коридоре, спросил:

– Мистер Лэнгдон, вы позволите задать вам один вопрос?

– Конечно.

– Моих товарищей гвардейцев и меня мучает любопытство. Что произошло в последние минуты... там, в вертолете?

Лэнгдон знал, что момент истины обязательно наступит. Они с Витторией говорили об этом, когда тайком уходили с площади Святого Петра. Уже тогда они приняли решение. Задолго до того, как принесли папское послание.

Отец девушки верил, что открытие антивещества приведет к духовному возрождению. События прошлой ночи оказались совсем не тем, на что он рассчитывал, но случилось невероятное... в тот момент люди во всем мире стали смотреть на Бога так, как никогда не смотрели раньше. Лэнгдон и Виттория не представляли, сколько времени продлится эта магия, но они твердо решили не губить восхищенное изумление скандалом или сомнениями. «Неисповедимы пути Господни, – говорил себе Лэнгдон и неуверенно спрашивал сам себя: – А что, если... а что, если все, что вчера случилось, было все же проявлением Божьей воли?»

– Мистер Лэнгдон, – напомнил Шартран, – я спросил вас о вертолете.

– Да, знаю, – улыбнулся Лэнгдон... ему казалось, что его слова не слетают с губ, а исходят из сердца. – Возможно, это вызвано шоком от падения... но что-то случилось с моей памятью... все события как будто в тумане...

– Неужели вы так ничего и не помните? – упавшим голосом спросил Шартран.

– Боюсь, что это навсегда будет скрыто завесой тайны, – со вздохом ответил ученый.

Когда Роберт Лэнгдон вновь переступил порог спальни, открывшаяся ему картина заставила его замереть на месте. Виттория стояла на балконе спиной к ограде, и взгляд девушки был обращен на него. Она показалась ему небесным видением... четкий силуэт на фоне лунного диска. В белоснежном махровом халате она вполне могла сойти за древнеримскую богиню. Туго затянутый пояс подчеркивал ее прекрасные формы. А за ней, создавая светящийся нимб, клубился туман, сотканный из мельчайших брызг фонтана «Тритон».

Лэнгдон вдруг ощутил такое неодолимое влечение, которого никогда до этого не испытывал ни к одной женщине. Он тихонько положил «Ромб иллюминати» и письмо папы на прикроватную тумбочку. У него еще будет время для объяснений. После этого он вышел к ней на балкон. Виттория обрадовалась его появлению.

– Ты проснулся, – застенчиво прошептала она. – Наконец-то!..

– Выдался трудный денек, – улыбнулся он.

Она провела ладонью по своим пышным волосам, и ее халат от движения руки слегка распахнулся.

– А теперь... как я полагаю, ты ждешь своей награды?

Это замечание застигло Лэнгдона врасплох.

– Прости... я не совсем тебя понял.

– Мы взрослые люди, Роберт. Ты должен это признать. И я вижу в твоих глазах страсть. Первобытное желание. Физический голод. – Она улыбнулась и продолжила: – Я испытываю те же чувства. И наше обоюдное желание сейчас получит удовлетворение.