Брюс Федоров - Колумбия – любовь моя

Теперь в ее жизни все устроено. Хорошая, потому что высокооплачиваемая, работа. Покорный и подвластный начальник, который вымолил у нее снисхождение к его мукам. И, безусловно, Антон Бекетов, который метеором ворвался в ее судьбу и которому она с облегчением сдалась, как говорится, «на волю победителя». Раньше она не встречала в мужчинах сочетания столь противоречивых качеств. В жизни такой яростный и неукротимый, как дикий иноходец, идущий на «битву» без страха в глазах и сомнения. Авантюрист, флибустьер, готовый выступить один против всего мира. И такой нежный, внимательный, умеющий укачивать ее на своих мускулистых руках, как в самой уютной в мире колыбели. Откуда он находит эти проникающие в самое сердце слова и где научился искусству быть таким безудержным в любви?

И при этом расточительно щедрый, заваливающий ее украшениями и деньгами, к которым она стала все больше привыкать. Начинающий изумрудный «король». Как она любит прятать свое лицо в его светло-русых волосах и целовать его сильное тренированное тело. Как он отличается от привычных местных кабальеро, всегда высокопарных и чрезмерно слащавых. Неужели его порывистость и непредсказуемость характерны для всех славян, о которых она почти не слышала и никогда не видела, а лишь догадывалась, что они владеют самой суровой на Земле северной страной? Северянин, первопроходец, дошедший до орхидейных берегов Южной Америки.

Такого не удержать, не уговорить и не поставить в домашнее стойло, но, как всякая упрямая женщина, она будет до конца надеяться, что ей в конце концов удастся накинуть на него уздечку.

В своем маленьком отзывчивом сердце она нашла места сразу для двух любовников, хотя искренне считала, что у нее есть только один по-настоящему любимый человек – ее Антонио, а своего шефа подпускала к своему роскошному телу изредка, и то лишь тогда, когда замечала в глазах переполнявшее его отчаяние.

Отдавалась шефу без угрызений совести, без внутренних борений. Просто так было надо – вот максимальное объяснение, которое она готова была дать по этому поводу, не часто вспоминая этого суетливого, обремененного большой семьей пятидесятилетнего человека. Хочет ее? Тогда пусть будет для нее покровителем и защитительной ширмой.

Наконец, после крутого поворота перед Кармен выплыл указатель – «21 Калье». Ну все, доехала. Белый кабриолет нырнул в черный проем подземного гаража и, накрутив три витка по узкой спирали рампы, устало приткнулся к парковочной стенке с огромным номером 47, выведенным жирной люминесцентной краской.

Скоростной лифт сноровисто вознес ее на двадцатый этаж огромного, с затемненными стеклами, пенала здания, в котором располагалась нефтедобывающая и нефтеперерабатывающая компания «GEOECOPETROL S. A.».

Кармен Долон бодро застучала каблучками по проходу, который вел ее между многочисленными застекленными офисными клетями, в которых стрекотали факсы, стучали клавишами компьютеры и на разные голоса перезванивались телефоны. За столами сидели сосредоточенные клерки, уткнувшиеся носами в продолговатые экраны мониторов. Рабочий день был в полном разгаре.

Увидев Кармен, ей навстречу из-за своей загородки выпорхнула ее давняя подруга Лусия и зашептала на ухо, опасливо косясь в сторону начальственного кабинета:

– Он в ярости. На всех орет и ругается. Успокой его поделикатней как-то.

Кармен лишь снисходительно улыбнулась и без колебания толкнула дверь с обрисованной золотым кантом табличкой, на которой было написано пышное имя и звучная должность: Хосе Эстебан Рауль Корвальо, директор департамента территориального развития.

Достопочтимый сеньор Эстебан был на взводе. И то сказать:

– Опоздать на три часа! Никого не предупредить! Нарушить мои указания! Да что она себе позволяет?! – кипятился он. – В конце концов, она только моя помощница! – Возмущению директора департамента не было пределов. Так его игнорировать, а ведь он входит в число высших иерархов одной из самых могущественных компаний Колумбии. – Да, я люблю ее, но так цинично пользоваться моей благосклонностью – по меньшей мере бесчестно! – Дон Корвальо накачивал и накачивал себя праведным гневом. – Пусть только она пересечет порог моего кабинета, и ей не избежать заслуженной нахлобучки. Она услышит справедливые слова!

Дверь кабинета распахнулась, и в комнату впорхнуло нечто, более похожее на голубое облако в изумрудных блестках и с алым росчерком зари на губах, чем просто на женщину. Сеньор Эстебан оторопел. Заранее подготовленная стройная тирада из аргументированных доводов и грозных упреков стала рассыпаться так же быстро, как размывается под накатом волны хрупкая песчаная пирамида, возведенная детской рукой на морском берегу. Он был не просто очарован, он был подавлен, сражен. Что он может противопоставить этой неземной красоте? Разве позволительно бранить божество, которому готов поклоняться и возносить хвалу, как языческому идолу?