Рэмфас Асаб - Кёльнские каникулы. Увидеть Берн и не умереть

Фатима основательно поколебала уверенность Ильгара, заявив, что я, выкрав документы и скрывшись, затеял грязную игру, о которой она ничего не знает и совсем не понимает.

После моего исчезновения Ильгар еще раз встретился с ней и долго допытывался, куда я мог подеваться, предлагал деньги за информацию о месте моего пребывания. Осознав, наконец, что Фатима толком ничего не знает, Ильгар решил при возможности использовать ее как живую наживку, хотя, как я думаю, и не понимал до конца, что может связывать нас теперь, когда я столь нечестным образом завладел документами ее отца и скрылся. Конечно, вся изложенная информация в целом была построена на догадках Фатимы, но она основывалась на многочисленных вопросах, задаваемых ей Ильгаром, и Отари был склонен доверять ее женской интуиции.

Фатима предлагала мне выехать в одну из западноевропейских стран и просить политическое убежище. Лишь после его получения, она, более не волнуясь за мою жизнь, могла бы выехать в Тбилиси или Москву, а затем въехать в страну моего пребывания.

План представился мне дельным, я лишь хотел узнать, каким образом Фатима узнает, что я согласен принять его. Отари сообщил мне, что после моего отъезда он должен позвонить Фатиме, попросить Сону Маммедли и, узнав, что ошибся номером, дать отбой. В случае моего отказа – все будет ясно и без звонка.

Закончив свой рассказ-инструкцию, Отари что-то продвинул под столом, и моя нога почувствовала холодок металла. Упиваясь моим удивленным взглядом, Отари сказал, что это просила передать мне Фатима, отметив, что кейс закрыт на шифр, а потому, чтобы познакомиться с его содержимым, его необходимо взломать. «Как говорится, доверяй, но проверяй» – добавил от себя Отари.

Я решил, наконец, познакомиться с семьей Отари. Сделав дополнительный заказ и попросив коробку шоколадных конфет, мы поспешили к дому друга.

Мы пили крепчайший кофе, мне была представлена вся семья Отари: жена Нино, старший Дато и младшая Кети. Хлопотливая Нино хотела непременно накормить нас, мы с трудом отбились. С детьми я общался исключительно на английском языке. На мои вопросительные взгляды Отари лишь улыбался, но затем, просвещая меня, заявил, что каждое поколение выбирает язык международного общения, пользующийся наибольшим успехом. Русский, хотя и остается пока таковым, стал, с той или иной степенью успеха, вытесняться английским языком. Я напомнил Отари незаконченный на словах, но подразумевающийся итог, прогноз Иосифа Сталина: «сначала в мире останется два языка – русский и английский, а потом…», на что он, имитируя не присущий ему грузинский акцент, заявил, что «дажи гениалны товариш Сталин мог делат ошибка».

Посмеиваясь, мы перешли в кабинет Отари. Я попросил его принести подходящие инструменты, с помощью которых можно было бы вскрыть кейс. Когда усилиями стамески мы буквально оторвали замки и открыли крышку кейса, моим глазам предстали аккуратно сложенные запечатанные пачки долларов и какие-то кожаные мешочки, стянутые тесьмой, концы которой были залиты сургучом, на котором проглядывалась печать. Я разорвал концы тесьмы одного из мешочков и высыпал его содержимое на стол – вне всякого сомнения, это были бриллианты, заигравшие вдруг всеми цветами радуги.

Я вытащил несколько пачек и протянул их Отари, он отодвинул мою руку, открыл ящик своего письменного стола и предъявил мне огромный пакет, из которого выглядывали пачки долларов. Отари, словно оправдываясь, пробубнил, что взял подарок лишь после того, как Фатима уверила его, что деньги эти, как и многое другое из ее квартиры, попросту пропадут, так как при «исчезновении» из Баку ничего забрать с собой она не сможет.

Съездив на автобусе через Батуми в Турцию, я надежно пристроил бесценный кейс в ячейке банка, дирекция которого предпочитала не задавать лишних вопросов своим клиентам. В другом банке, придерживающемся аналогичных правил обслуживания клиентов, я открыл два счета на свое имя и на Фатиму.

Вернувшись в Тбилиси, я детально обсудил с Отари наши дела, оговорив способы поддержания между нами связи в экстренных случаях.

Через пару дней, по прилету в Берлин, я, завершив кое-какие дела, сдался полиции. Рассказанная мной в полиции история, как будто произвела впечатление, хотя длительное время в разных ведомствах меня подвергали серьезным допросам, в частности интересуясь, как я приобрел поддельный паспорт, по которому въехал в страну.

Как только представилась возможность более или менее свободно передвигаться по городу, я созвонился с Отари, который сообщил, что ждет приезда Фатимы, решившей выбираться из Азербайджана через Тбилиси.