Семен Львович стал прощаться:
– Надеюсь, вы убедились, что я полностью открыт для вас?
Мы дружно закивали.
– Очень хотелось бы, чтобы наше сотрудничество продолжалось. Если возникнут соображения или догадки, звоните! – и Веллер положил на стол визитку, где значились лишь имя, фамилия и телефон.
Мы обещали.
– Последний вопрос, – попросила я, – как вы нас вычислили?
– Таксист рассказал, – удивился Веллер.
– Сдал таки, несмотря на бабки!
Семен Львович рассмеялся:
– Он же координаты не насильникам слил, а герою спасителю! А, вообще, врать меньше надо, особенно без нужды!
За гостем захлопнулась дверь и Наталья спросила:
– Мне показалось, или мы действительно облапошили этого хитроумного типа?
– Не показалось, – сказала я, – но он не столько хитрый, сколько наивный, поскольку все время недооценивает нас из-за мужского шовинизма.
– Так пусть же сам от него и страдает! – мстительно заявила Наталья. – Хотя информации он подкинул много, не получив ничего взамен.
– Ты даже не представляешь, насколько она полезна, – задумчиво протянула я. – Кстати, почетное место на дачном вернисаже отведено иконе кисти Стасевича, которую он написал уже после смерти! Похоже, мне ее действительно показали нарочно. Вот только процесс восприятия наши нежданные кавалеры прервали на самом пике, а это значит, что мы со вчерашними ребятами еще встретимся. Они же, как я понимаю, весь балаган с определенной целью устроили? А цель-то по-прежнему не достигнута!
Следующий день был понедельник. Наталья, ночевавшая у меня, взяла такси и поехала на вокзал, а я села в троллейбус и отправилась в редакцию.
За ночь похолодало. В утренних сумерках под светом фар вспыхивали тонкие льдинки на тротуаре. Я смотрела в окошко на прорисовывающиеся силуэты зданий. Они затягивались зеленоватым морозным узором, я дышала на него, и линии превращались в воду. А потом струйки снова сплетались в затейливом кружеве, и оно застывало.
Мне надоело растапливать лед дыханием. Я сняла перчатку и принялась счищать его пальцами. Указательным прикоснулась к окошку, чтобы появилась проталинка. Стекло стало мягко продавливаться наружу и плавиться. Я продолжала тихонько нажимать, и под пальцем образовалась воронка, затянутая тончайшей стеклянной пленкой.
Вдруг сбоку раздался странный звук. Я вздрогнула, убрала от окна руку, глянула влево: на стекло с ужасом смотрела тетка, сидевшая рядом. Она перевела взгляд на меня, раскрыла рот, и тут я пришла в себя. Натянула перчатку, извинилась и, лавируя между людьми, поспешила к выходу. Напоследок взглянула на окно: там образовался большой стеклянный волдырь. Когда соскакивала на тротуар, тетка со слоновьим отчаяньем затрубила:
– Пришельцы!!
Пассажиры кинулись к окнам, чтобы узреть зеленых человечков. Тетка, разинув рот, тыкала пальцем в стекло и показывала на меня. Я отвернулась. Троллейбус ушел. У меня кружилась голова. Плоскости домов прогибались, оттенки стирались. Я старалась глубоко дышать. Подошел какой-то мужчина, тронул за руку, участливо спросил:
– Вам плохо?
Я посмотрела ему в глаза. В них мелькнул ужас. Мужчина схватился за горло и побежал прочь, все время оглядываясь. «Да пошли вы к черту!» – беззлобно подумала я.
Какой-то парень стоял за газетным киоском и, пряча лицо, наблюдал за мной. Мне показалось, что это археолог Виктор. «Да пошли вы все к черту!» – тоскливо сказала я вслух и двинулась пешком в редакцию. Слава Богу, что на земле был хоть кто-то, кому я могла довериться.
– Привет! – бодро сказал Борька, когда я вошла. – Как поболела?
Я пожала плечами. Он внимательно посмотрел на меня:
– Что случилось? Где Штирлиц?
В голосе звучала тревога.
– Уехал, – вяло сказала я.
– Поссорились?
– Да нет, у нас с ним все в порядке. Шантер здесь?
– Сейчас появится.
Появился Шантер и с интересом уставился на меня. Потом раскрыл рот, но Борька нахмурил брови, и Шантер рот захлопнул. Он сгорал от любопытства по поводу моих отношений с Глебом: Полторанин произвел на него неизгладимое впечатление.
– Ребята, – сказала я, – у меня важные новости.
И в подробностях рассказала обо всем, что произошло за два дня.
Такой лавины информации коллектив не ожидал, и, внимательно выслушав меня, осыпал вопросами.
Я отвечала, а сама все поглядывала на монитор Ромкиного компьютера, куда были заведены снимки Ферзя. Что-то меня в них смущало. Потом отвлеклась, и мы стали анализировать события. Все они вели в Житовичи. Именно там Ферзь оставил машину, в монастыре, судя по всему, жил и творил Стасевич, Житовичи зачем-то посетили ученые, с которыми нас случайно свела судьба. И всех их связывали иконы Стасевича. Я видела две из них.
Читать дальше