За роскошным столом с мыслимыми и немыслимыми яствами я размышляла о жизненных метаморфозах. Поскольку я совсем не пью (в смысле алкоголя любыми способами избегаю), мне подчас бывает не по себе в сборищах вроде нынешнего, и остается только философствовать.
Вот сидит удивительная женщина, властительница дум и мужских сердец. Сколько Ариадне сейчас лет? Сорокалетний юбилей был, кажется, в позапрошлом году? А двадцать пять лет назад она рожала свою задвигаемую в тень дочку в обычном роддоме, как все простые женщины, каковой, собственно, она тогда и была. И уже тогда ей было на три года больше, чем Осинке сейчас, поскольку я точно знала, что Ариадна была всего на год младше моей мамы. В сухом остатке получается, что великая Тернопольская мило распрощалась с десятком лет своей жизни.
Что такое десять лет, ерунда. В это десятилетие у Ариадны легко уместилось три брака, несколько звездных ролей в кино, инфаркт одного знаменитого режиссера, пара тихих разводов, и кто знает, что еще… Вероятно, моя мама была бы одной из тех, кто знал. Но… десять лет назад она насмерть разбилась на пустой подмосковной трассе.
Я как-то видела эту автокатастрофу во сне.
Белая машина летит по лужам на изъеденном трещинами и ямами асфальте, внезапно машина скользит, цепляет обочину, заваливается набок, а потом кувыркается вниз с насыпи. Тишина, только шум ливня, а потом столб пламени обращает тысячи капелек падающей с неба воды в горячий пар…
Отец верит, что мои заскоки начались после смерти мамы. Что я, как пришла в неуравновешенное состояние после ее смерти, так и остаюсь в нем до сих пор. Но заскоки начались намного раньше. Я даже пыталась объяснить маме, что подчас ощущаю и вижу. Мысленные образы часто не дают никаких ответов, только плодят кучу новых вопросов. А маленькому ребенку хочется знать именно ответы. Увы, мне так и не удалось объяснить, что «чувствовать» иногда означает для меня нечто особое. Наверное, я попробовала бы так или иначе изучить свой дар в подростковом возрасте, но после смерти мамы было не до этого. А сейчас я уже слишком побаиваюсь таких «экспериментов».
Отец приехал на праздник Осинки, как на любое другое светское мероприятие, с опозданием, но с достаточным шумом, чтобы привлечь к себе внимание. Раньше его к Ариадне не приглашали, но теперь расклад изменился. Теперь мой дорогой папочка вещает со всех телеэкранов страны про разное непонятное в качестве ведущего эксперта по эзотерике, нло, темпоральной физике и проблемам поиска атлантиды (все это вместе взятое перемешать, взболтать и употреблять неокрепшим умам в качестве средства от интеллектуального запора). К тому же он с таким пафосом и драмой в голосе говорит о произошедшей в его жизни личной трагедии, что иногда мне кажется, что его и приглашают вовсе не ради рассказов о зеленых человечках. Людям нравится слушать о том, что можно истово любить всю жизнь одну-единственную женщину и сохранять эту любовь даже спустя десятилетие после смерти любимой.
Я не теряю надежды, что однажды он решит-таки возвести на пьедестал своей великой любви какую-нибудь живую женщину. Во многом из-за того, что однажды мне привиделось, как отец с безумным взором стоит на коленях перед портретом матери в спальне и заклинает ее о даровании ему свободы. Но это главная проблема видений. Иногда нельзя понять наверняка: видишь то, что есть, или то, что хочешь видеть. Умеешь угадывать то, что произойдет, или то, что происходит, оказывается результатом угадываний? А даже если правильно угадываешь, это все равно не приносит ни спокойствия, ни радости, только подчас ненужные знания, которые только мешают воспринимать мир таким, каким он кажется.
Начались танцульки, и мне в кавалеры навязался стареющий фотогений Дионис. Прекрасный пример случая, когда тайное знание чужой особенности напрочь лишает меня способности нормального общения. Дионис – гомосексуалист, в чем он даже сам себе не признается. Его одиночные редкие связи с мужчинами обычно глубоко засекречены, а сам он считает, что это очередное «бес попутал». Чтобы доказать себе собственную мужественность, Дионис соблазняет и ублажает женщин разными экзотическими способами. Женщины его обожают, мужчины избегают. Что нисколько не мешает Дионису быть своим в самых разных тусовках.
Вообще, зовут его Денисом Петровичем Шкуркиным. Но с виду он самый настоящий Дионис, даже поредевшая шевелюра вокруг плеши на макушке создает иллюзию венка из виноградных листьев. А безобразные бесформенные рубахи, почему-то почитаемые Дионисом верхом моды, дополняют образ пародией на древнегреческую тунику. Во всяком случае, однажды он, еще в далеком детстве, привиделся мне именно в виде мифологического персонажа, да так им в моем восприятии и остался.
Читать дальше