Сергей Юрченко - Фенечка. Цикл рассказов

Рональд посмотрел на них, будто вымаливающим взглядом, и дедушка подозвал его к себе жестом. Мальчик тут же прильнул к ним, и они так просидели еще несколько минут. Рон почувствовал ту теплоту, что окутывала его в тот день. Он никогда ее не испытывал ранее. Да, впрочем, как и потом.

– Мне нужно кое-что сказать вам, – заговорил вдруг Савелий. – Я уезжаю.

– Далеко? – спросила Анна.

– Надолго? – почти одновременно спросил Рон.

– Далеко и надолго, – покачал головой дедушка. – Наверное, мы больше не увидимся с вами.

– Как же так? – затрепетала вдруг Аня. – Но ты же сказал, что будешь рядом… я не вынесу упреки отца.

– Что я только что сказал? – строгим голосом отвечал Савелий. – Взлеты и падения. Вас ждет великое будущее. Обоих. И вы справитесь со всем. Я знаю это.

– И ты даже не будешь навещать нас? – спросил Рон.

– Вряд ли это получится, юнга. Но помни, что бы ни случилось…

– …шторм кончится.

Савелий улыбнулся, еще раз прижал внуков к себе и вышел на кухню к Саре. Анна с Рональдом тут же прижались ушами к двери.

– Все готово? – спросил он маму.

– Готово, – ответила она. Голос ее дрожал, что удивило ее детей. – Куда ты направишься?

– Сергиев Дом…

– Что? – мама забыла про шепот. – Но не так же рано, Савелий! Ты еще в своем уме, ты можешь жить один.

– Я не могу, Сара, – тоскливо ответил дедушка, – я устал от этого. Михаил гробит мою жизнь, моих внуков.

– Ты не можешь бросить нас.

– Я сделал свое дело, моя программа выполнена. Твои дети будут счастливы, Сара.

– Но… – мама разрыдалась.

Сердце Рона упало в пятки. Он никогда не видел маму слабой, никогда не видел ее слез или грусти: она всегда была самой сильной, кого он знал. И тут этот сильный человек плачет.

Дверь в квартиру захлопнулась.

Рональд сидел на кресле рядом со столом, на котором лежали бутылки и закуски отца и рыдал. В горле его пересохло, он закрыл рот, чтобы не было слышно его крика, который так и рвался наружу. Успокоившись, он забрал фото и вышел из квартиры. На лестничной площадке по пути ему попались двое сотрудников полиции.

Придя домой, Рон, полностью обессиленный и потерянный, уселся за стол на кухне, не раздевшись. Женя готовила ужин.

– Ты поговорил с ним? – спросила она. Он помотал головой.

– А ты его нашел для начала? – переспросила Женя и уселась напротив него.

– Почему нас с Аней в детстве все бросали? – тихо сказал Рон дрожащим голосом. – Они все уходили от нас, а причиной всему был отец. Как же я его ненавижу… – он шептал едва слышно.

– Почему он?

– Он ненавидел всех нас и всей душой желал избавиться от нас. И все плясали под его дудку…

– Раз твой отец так желал этого, так почему же он просто не мог уйти? – спросила Женя. Рон недоуменно посмотрел на нее. По его глазам было видно, как на него обрушился новый шквал вопросов, на которых не было ответов. Зрачки его метались по лицу его возлюбленной.

– Он слабак, который вымещал свою ненависть на своих детях! – сдерживая вопль, сказал Рон. – Слабак, который не мог…

– Бросить семью? – перебила Женя.

– Он алкоголик!

– На пустом месте алкоголиками не становятся, Рональд. Ты должен разобраться во всем, что-то тут явно не ладно.

Рон снова уставился в глаза Жене. Она верила во что-то хорошее в его отце, она надеялась на то, что он был человеком. От этого глаза его почему-то залились слезами. Может, в глубине души и он тоже желал видеть в своем отце эти качества? Он отвернулся, прикрыв лицо рукой.

– Сергиев дом… – сказал Рон, немного погодя. – Слышала о таком?

– Это хоспис.

– Что? – озадаченно переспросил Рональд.

– За городом. Роскошное, кстати, заведение. А что в Сергиеве доме?

– Савелий… – прошептал квартирант.

– Савелий?! – громко переспросила Женя.

– Адрес, – лихорадочно сказал Рон. – Скажи мне адрес хосписа!

– Он.. э-э, – растерялась она, – поедешь вдоль восточного шоссе, прямо из города. У дороги стоит знак Сергиева дома, мимо не проедешь. У этого знака поедешь направо по проселочной дороге и упрешься в хоспис.

Рональд тут же выбежал из квартиры.

Дома, окна, люди, улицы – все переливалось за окном автобуса. Все они ходят по своим уже заданным маршрутам, их не интересуют жизни других, выгода других, чужое счастье. Они циничны, лживы и трусливы. Они боятся самих себя, боятся смотреть правде в глаза, бегут от самих себя и своих близких только из-за страха. Говорят, любовь меняет людей, но ничто так не меняет людей, как страх. Он сковывает, чарует, дарует им чувство жизни, но в то же время и пробуждает в них дрожащего сосунка, бегущего от этой самой жизни. А правда – лишь оружие страха.