Максим Разумков - Пират. Океанский странник

Вернувшись в коммуналку на Лиговском проспекте, она первым делом достала бумагу и ручку. Теперь уже можно было хоть о чем-то написать родителям. «Как они обрадуются за меня, – думала девушка, – и как за меня порадовался бы Леня». В конце письма поскриптум она добавила несколько строк с просьбой узнать, нет ли хоть каких-то известий о нем. «Как он сейчас? Что с ним?»

Во втором туре три оставшиеся претендентки по очереди исполняли фрагмент выбранной ими самими партии из классического репертуара. Первой в класс прошла девушка, приехавшая из Башкирии – юная прима Уфимского театра оперы и балета. Она казалось полностью уверенной в своих силах, а на Алину смотрела с плохо скрываемым пренебрежением. Через некоторое время ее сменила вторая соискательница, – прибывшая на стажировку из Франции – из знаменитой марсельской школы Ролана Пети. «Кто они, а кто я?.. Не трусь!» – настал ее черед, и Алина сжала всю волю в кулак. Она выбрала для исполнения один из самых сложных женских хореографических этюдов – партию Умирающего Лебедя, которую с блеском танцевала еще Анна Павлова. Раздались первые звуки гениальной музыки Сен-Санса, и Алина воспарила над миром. Она отвлеклась от всего и казалась полностью поглощенной танцем. Члены комиссии были зачарованы ее Лебедем. Ей по-своему удалось передать в классическом этюде то, на что когда-то делала акцент ее старая учительница: «главное не „голая техника“ – вдохните в исполнение жизнь!» «Я победила!» – с восторгом и уверенностью поняла Алина, разглядев после последнего па лица вагановских педагогов.

Просмотрев абитуриенток, члены комиссии объявили получасовой перерыв. «Наверное, эти полчаса самые важные в моей жизни!» – В ожидании судьбоносного решения Алина стояла в коридоре рядом с группой учащихся Вагановки. По непостижимым каналам до них уже дошла кое-какая информация о выступлении всех трех претенденток. И сейчас они ее кулуарно обсуждали: «Француженка, конечно, сильна в ногах и вращении, это их фирменный стиль, но координация, координация. – А Рамазанова вообще полный ноль, пусть бы Гюля не утруждалась в Одетте. Эта партия избранных». Алина не успела дослушать, что они скажут о ней, так как из класса вышла председатель комиссии – бывшая прима Мариинки. Она объявила решение. Все напряглись, внимательно слушая.

– Члены приемной комиссии пришли к выводу, что лучшей была Рамазанова…

Из глаз Алины брызнули слезы. Но следующие слова председателя вселили в нее надежду: «Еще не все потеряно!»

– …Однако, учитывая, что выступление всех трех участниц оказалось чрезвычайно качественным, мы решили на этот раз увеличить квоту приема на стажировку еще на одно место. И решили отдать его… нашей французской гостье Женевьев Лазаро. Поздравляю вас, девушки…

Алина медленно дошла до конца улицы Росси, миновала арку, и села на скамейку в маленьком сквере напротив набережной Фонтанки. Стоял один из последних погожих летних дней, а проходившие мимо люди наслаждались лучами ласкового августовского солнца. Алина закрыла лицо ладонями, несколько раз тихонько всхлипнула и разрыдалась. Вдруг она почувствовала, как кто-то осторожно положил ей руку на плечо. Она открыла глаза и увидела Феликса Дутова. На его лице отражались грусть и сочувствие.

– Ты была лучшей, девочка. Это все видели. Но… понимаешь… наверху есть мнение о привлечении большего числа «национальных кадров». К тому же Гюля Рамазанова – одна из дочерей Муртазы Рамазанова – первого секретаря башкирского Комитета Комсомола. Нам просто спустили разнарядку на нее. Ну, а француженку… ее мы не могли не принять по договору об обмене опытом между нашими школами. Кроме того, она действительно талантливая танцовщица. Но позволь мне что-нибудь сделать для тебя. Хочешь, я поговорю со своим знакомым – балетмейстером самодеятельного театра при Кировском заводе? Ты могла бы, одновременно с работой или учебой, танцевать в их…

– Спасибо. – «Кировский завод и Кировский театр» – Алина усмехнулась сквозь слезы и встала. – Мне нужно ехать на вокзал за билетами. Я еще хочу успеть подать документы в Череповецкий педагогический институт.

Глядя вслед уходившей навсегда девушке, Феликс Дутов думал о том, как несправедлива жизнь. При другом раскладе из нее могла бы получиться настоящая звезда, а он оказался бы скульптором, который ее вылепил. Жаль!.. Одно утешало – ему, как ведущему мужской класс, не придется возиться с той бездарной нацменкой.