Максим Разумков - Пират. Океанский странник

– Я не требую от вас подготовить их к чемпионату по боям без правил. Но, черт возьми, это же война, а не игра в поддавки!

Ассистент тут же прокричал в мегафон парочку крепких фраз, которые, по его мнению, должны были придать происходившему внизу действию большую динамичность. Одновременно он отметил про себя, что как следует поговорит с человеком, отвечавшим за работу со статистами. А также с филиппинцем из местной киностудии, предоставившим таких никудышных «японцев».

Между тем тройка катеров приблизилась к берегу и равномерно распределилась по всей акватории, попадавшей в кадр основной камеры. Настала пора пиротехникам продемонстрировать свое умение. Смирнов нагнулся вперед, чтобы еще лучше рассмотреть сцену. Пока, до сего момента, к пиротехническому цеху у него претензий не возникало. Он молил Бога, чтобы так продолжалось и в дальнейшем.

Каждый участвовавший в массовке статист был строго проинструктирован в каких местах заложены заряды, в какой момент они будут активированы и каково минимально безопасное расстояние от эпицентра взрывов. И хотя эти заряды являлись не более чем пиротехническими игрушками, создающими лишь обилие дыма, режиссер в отчаянии схватился за голову: после начала «массированного обстрела побережья» статисты стали двигаться еще медленней. Они пугливо озирались по сторонам, жались и как будто напрочь забыли, для чего здесь находятся. Создавалось впечатление, что солдаты императорской армии братаются с американскими «джи-ай», а не поливают своей и чужой кровью каждую пядь земли.

– Стоп, – разочарованно сказал Смирнов. – Придется повторить эту сцену завтра на рассвете. – Он поднялся с кресла и стал разминать затекшую ногу. К нему приблизились оператор-постановщик и второй режиссер. Два этих человека и по темпераменту, и внешне разительно отличались друг от друга. Второй режиссер – высокий худощавый мужчина, с аккуратно уложенными остатками седых волос на загорелом черепе, характер имел резкий. Оператор – напротив – меланхолично взирал на все происходившее вокруг и только по-стариковски ворчал, никогда не повышая голос. Манера поведения этого толстенького благообразного человека преклонного возраста во многом была схожа с манерой поведения самого Смирнова: тот не имел привычки кричать на кого бы то ни было даже во время экстраординарных ситуаций нередко случавшихся в его работе. С оператором они были похожи и внешне. Несмотря на то, что Смирнов был значительно моложе, он также не мог похвастаться стройной фигурой и богатырским ростом.

– Ночь подготовки пропала даром. Это можно констатировать. – Смирнов достал из нагрудного кармана рубашки пачку «Мальборо» и закурил. – К сожалению, мы недостаточно хорошо вымуштровали массовку перед такой сложной сценой. На сегодня спланируем вот что… – он на мгновение задумался, – операторская группа самостоятельно отработает еще несколько натурных пейзажей, а вы, – Смирнов повернулся ко второму режиссеру, – проследите, чтобы статисты отрепетировали сцену до автоматизма и двигались в кадре не как сонные мухи. Завтра на рассвете постараемся отснять и общий план, и сразу же крупные планы эпизода. Мы итак выбились из графика.

Выслушав некоторые пожелания от оператора относительно ракурсов и поинтересовавшись у второго режиссера, как продвигаются дела у художника-постановщика, строившего в западной части острова «концентрационный лагерь», Смирнов спустился к берегу. Его ждал быстроходный катер. После окончания работы катер всегда отвозил режиссера на соседний обжитой остров, где в комфортабельном отеле с кондиционерами тот находил прохладу и покой. Настроение Смирнова на весь день было испорчено. И виной тому не только неудавшийся эпизод. Он вообще являлся одним из самых сложных, тем более что повторить два раза подряд масштабную сцену в лучах только-только начавшего восходить солнца нельзя. Проблема была глубже. На натурные съемки по смете отводилось три месяца. Пошла уже вторая половина срока, а группа серьезно выбилась из графика. Он – Смирнов – имел репутацию крепкого ремесленника, но еще никогда в жизни не привлекался к проектам такого масштаба. До этого он делал малобюджетные телесериалы о бытие милиционеров, рэкетиров и проституток, снимавшихся в петербургских дворах-колодцах, коммуналках и банях. Предложение от главы и основателя «Старлако» миллиардера Семена Фельдштинского являлось для Смирнова тем шансом, который выпадает раз в жизни. Кинокомпания «Старлако» была создана недавно, но аналогов тем трем картинам, которые она уже успела выпустить, ни в России, ни в Европе не существовало. Это были исключительно дорогостоящие блокбастеры, сравнимые по бюджету и спецэффектам с блокбастерами голливудских монстров «Эм-Джи-Эм», «Ю-Эй», «Парамаунт», или «Королко». И вот теперь «Старлако» решил замахнуться на Оскар американской киноакадемии в самой престижной номинации – лучший фильм года! Для этого был написан сценарий о любви советского летчика и американской журналистки. Они знакомятся в Америке за день до нападения Гитлера на СССР, где герой оказывается после триумфального трансатлантического перелета. Он пытается вернуться на родину, но вынужден остаться в Штатах. Затем следует Перл-Харбор. Герой уже в Гонолулу. В составе эскадрильи американских ВВС дерется с японцами над Тихим океаном. Героиня же очутилась на захваченном императорскими войсками острове и была интернирована в лагерь на Филиппинах. Естественно в финале храбрые десантники при поддержке авиации берут остров, где расположен концлагерь, а советский летчик спасает свою возлюбленную. Мелодраматический сюжет предполагалось поставить с размахом, подобным Камероновскому «Титанику». По понятным причинам фильм задумывался как полностью англоязычный. Даже солдат-техник на подмосковном аэродроме должен был половину монолога произносить на английском. Для завоевания Оскара Фельдштинский готов был пойти как на любые расходы, так и на любые несуразности. И режиссер Смирнов понимал: если ему оказана честь работать над подобным проектом, права на ошибку он не имеет. Ни о какой пролонгации не может быть и речи!