Я был готов к чему угодно. Быть избитым. Навалять ему «по самые помидоры». Получить от его одноклассников пару оплеух. Сбежать, сверкая пятками, в конце концов, если тот приведёт своих старших дружков. Но совершенно не был готов к тому, что меня ждало.
К тому, что никто не пришёл. Ни задира, ни его дружки, ни мои одноклассники, которые всегда были готовы посмотреть хорошую драку (чаще всего конечно детские драки были совершенно не зрелищными).
Драки в подростковой среде были едва ли чем-то выдающимся, но не было случая, чтобы мальчишки (да и некоторые девочки) не пришли посмотреть на очередной «махач». В те годы мы казались себе непобедимыми героями, хотя, выглядели по-настоящему жалко. Из нас по-хорошему дралась всего пара ребят, остальные выглядели самовлюблёнными клоунами. И я ничем не отличался, как оказалось.
Сказать, что я был просто разочарован, значит, абсолютно не понимать ребёнка. Я недоумевал – как так получилось, что гроза средней школы пропустил мимо ушей все мои оскорбления и даже пальцем не пошевелил, чтобы преподать мне урок?
Никому из младших классов, да и некоторым шестиклассникам не удавалось уйти от того безнаказанными, но в этот раз он совершенно не обратил внимания на такую дерзость. Что произошло? Тот никогда не отвечал на угрозы молчанием, о чём могли рассказать почти все мальчишки из нашей параллели.
Но я всё же ждал его. Ждал с мыслью, что возможно тот просто запаздывает, раздавая прощальные тумаки своим одноклассникам. Возможно, в свою очередь, именно тот пятиклассник выжидал, что это я не приду и испугаюсь. Ведь обычно никто не является добровольно на своё заклание. Я стоял, распаляя себя злостью и не чувствуя холода. Ещё не знал тогда, что адреналин, поступающий в мою кровь из эндокринных желёз, заставлял не замечать холодного промозглого ветра.
Стоял конец октября. С неба моросил мелкий, мерзкий и колюче-холодный дождь. Серые облака скользили по крышам и скрывали высотки. Я взирал на блёклое небо, вымокая до основания. Но всё ещё ждал, уже понимая, что сюда никто не придёт. Всё было напрасно. Я оставался там до тех пор, пока к пустырю не заявилась группа старшеклассников. Один из них, заметив неожиданного свидетеля, окликнул:
– Чего ты здесь делаешь, а ну, геть отсюда! – И как-то внезапно отведя взгляд в сторону, резко замолчал.
Я практически взвыл в серое небо, чертыхнулся и сбежал оттуда со всех ног. Мне одновременно было стыдно и обидно до чёртиков. Никто не пришёл со мной драться. Меня проигнорировали. Подозрения подтверждались в очередной раз. Меня не замечали или презирали? Возможно, и то, и другое. Но что было ещё хуже – я, даже при всём желании подраться, не существовал в мире того задиры.
Знаете, есть такая каста школьников – их все шпыняют, задирают и, что и говорить, часто «достают». Так вот, я не был одним из них, но себя самого, в тот момент, считал гораздо в худшем положении. Тех, по крайней мере, видели, звали по имени. Ко мне никто не обращался, словно я стал призраком. Конечно, меня никто не задирал, но возможно, именно этого и не недоставало. Во мне кипела ярость, и я не мог ни на кого её выплеснуть.
В тот вечер я столкнулся с одним из таких школьных аутсайдеров – Митькой Курьяновым. Тот мне казался реально не от мира сего, этаким стандартным «ботаном», высоким для своих лет, в очках, с узкими, вечно сжатыми губами. Его светлые кудрявые волосы и всегда аккуратно отглаженный синий школьный костюм были магнитом для сверстников, которые иногда дразнили его.
В тот хмурый вечер пара старшеклассников поймала Митьку возле заднего крыльца школы, что-то настойчиво требуя. Я не знаю, возможно деньги или жевательную резинку.
Я не прислушивался специально и не слышал, что там происходило. Только в тот момент, когда я пробегал мимо дерева, где стоял прижатый к стволу крепкими руками старшеклассников, озирающийся Митька, те словно забыв про него, внезапно впились взглядом в пустоту. Я видел эту резкую перемену в их глазах. Те успели обернуться на меня, но их взгляд… Он был направлен не ко мне. Не на меня, а мимо. В тот момент оба старшеклассника уставились невидящими глазами МИМО ВСЕГО, и загнанного в угол Митьки, в том числе.
Тот взирал на них, расширенными от возмущения и невозможности вырваться, глазами, но не сделал даже полшага, чтобы воспользоваться передышкой и сбежать. «Добровольный идиот» – подумал я тогда. Я был зол на весь мир, и мне было, что и говорить, пофиг даже на Митьку.
Читать дальше