Костя берёт Генину кружку, в которой уже набухли чайные листики, нюхает её и кидает в раковину. Из чашки плеснуло. Кипяток быстро стёк в дырочку, а чайные матлахи разбросались по раковине.
– Кофе налей! Чё сидишь, когда старшие обращаются?
Гена молчит, крутя свои указательные пальцы о большие, за что и получает локтем по спине.
– Когда тебе говорится, надо делать. Если ты такая козлина, то вали в конуру и сиди тихо. Ещё не понял, что я-хочу-с-Ленкой покурить? – чеканит Костя. – Ленка!
Входит Лена, кутаясь в халат. Её длинные красивые тёмного цвета волосы собраны в хвост.
– Костя, мне холодно там без тебя, а здесь вообще холодильник!
– Я печка греть?
– Из окон тянет, надо бы заклеить, – говорит Лена и нагибается к сидящему Гене: – Можно мы побудем тут одни? – её голос тихий.
– Заклеить? Ты где была месяц назад, «заклеить»? Ты у меня живёшь почти половину года, Стрекоза. Тебе надо не пупок летом натирать, а сани! Одни шалавы вокруг!
– Кость, а твой братик на грудь мою пялится. Смотри.
– Ему до бабьей титьки, как мне до… Ленка, мать твою, когда будешь мыть посуду? «Трахаться» – посуду не помоет и жрать не приготовит. Я не хочу пить из этой, – Костя показал на валяющуюся кружку, – она вонючая. Из Гениной пасти разит, как от козлячей. Фу!
– Ты не печка, а я не золушка, – улыбается Лена. – Тут братик твой на грудь зырит, почти в ладошку взял, а тебе всё равно? Ну, ладно!
– Да педик он! Ему до твоих сисей одинаково. Скажи, Генка: на фига они тебе? Вон, у тебя у самого они есть, целых две, ласкай сосок себе сколько хочешь, – и Костя покрутил пальцами вокруг своих сосков, потом схватил и Ленину грудь, поподбрасывал её несколько раз перед Гениными глазами и неожиданно, свободной рукой, схватил Гену за шею. Гена вырвался и побежал в коридор. Всё это сопровождалось Лениным смехом. – Сигареты взяла, девственница? Сука, в этом мире есть вообще девственницы?
Гена подходит к своей комнате, но его отвлекает другая, которая распахнута. Тут, после многочасового секса, пахнет чем-то волшебным, манящим: клубника, сигареты, есть и ещё какой-то сладкий запах, наверное, духи, которые Лена брызгает на своё тело. Гена делает глубокий вдох и закрывает глаза, в голове поплыло. Не выдержав качки, Гена открывает глаза и останавливает мутный взгляд на тумбочке, то есть на валяющемся лифчике и трусиках. Подходит к ним. Берёт в руки лифчик, расправляет его и представляет, как здесь лежат груди. Потом подносит чашечки к носу и нюхает. Несравнимый ни с чем сладкий запах, это они так пахнут тут. Гена так уже делал, когда здесь жила Таня, или Наташа. Но их запах не сравнить с Лениным.
Гена швыряет лифчик обратно на тумбочку, потому что слышит приближающиеся шаги.
– Костя! – закричала Лена. – Быстрее!
* * *
Гена открыл глаза. Ковёр, кровать, твёрдо лежать… всё это говорит о том, что Гена заснул на полу.
Эти мысли, словно ушные затычки, не дают возможность услышать будильник, который, тем не менее, звенит на всю комнату. Звенит, звенит, звенит. Наконец, Гена слышит его. Привстав с пола, опираясь на левую руку, он тянет другую к столу – там и орёт будильник. «6:31», – мигает на экране. Гена выключает его.
Не обращая внимания на гул в голове и боль в плече, Гена стряхивает что-то со щеки. Это крошки. Далее Гена надевает носки, берёт со стула брюки, натягивает их, руки пропускает в свитер, потом просовывает его через горло и выходит в коридор. В квартире зябко, от этого ещё больше хочется спать.
Дверь брата закрыта, «спят, значит».
Гена закрывает свою и проходит в кухню. На столе, как в любое утро после смерти отца, всегда валяются кривые окурки, пепел, грязные стаканы, пустые бутылки, а сегодня ночью добавилось ещё и блюдце с вареньем. Гена дует на стол, но пепел, поднимаясь вверх, из варенья не вылетает, а ещё сильнее впечатывается. Опустошив стакан воды, налитый из чайника, Гена возвращается в коридор, тихо одевается и покидает квартиру.
Подъехал лифт, не пустой: в нём девушка и мужчина. Гена иногда их видит. Девушка хихикнула.
– Чего ты? – обратился к ней мужчина. – Что смешного? – та молчит. – С каждым такое может случиться. Да? – это он говорит уже Гене, подмигивая. Гена не понимает о чём речь. Теперь девушка уже не сдерживается и начинает истерично ржать.
Лифт открылся, на стене написано «первый этаж». Гена выбегает, но не от истеричной девушки, а спешит на работу.
На улице ещё темно, светлеть начнёт к часам десяти, а солнце взойдёт вообще к двенадцати. Этим зима и не нравится Гене – всегда темно: утром, днём, вечером, всегда!
Читать дальше