Тараксандра - Загадки Сфинкса

Болтая таким образом, злоумышленник извлек из сумки парикмахерские принадлежности и принялся создавать хитроумную прическу на голове убитой. Он подвил и поднял локоны, после чего украсил их белоснежной лентой. Подобным образом убирали волосы девушки, жившие в эпоху глубокой античности. Это еще более придало убитой сходство с греческой статуей. Преступник вновь зачерпнул белил и выкрасил голову своей мертвой модели. Закончив и этот этап своего творчества, безумный художник радостно рассмеялся.

– Ну, а теперь, моя Золушка, – проговорил убийца, – пора подумать и о платье для бала.

Теперь преступник явил на свет аккуратно сложенный белоснежный древнегреческий костюм и пару кожаных сандалий на тонких ремешках. Убийца осторожно обрядил в него свою жертву. Потом искусно покрыл белилами и одеяние убитой, убрав тем самым последние признаки живого человеческого существа. И только осязание руками, могло открыть чудовищный материал для этой истинно совершенной скульптуры. Полюбовавшись несколько минут делом рук своих, сумасшедший художник сунул баночку с остатками белил в карман своего огромного длинного передника, надел перчатки, поднял «статую», пренебрежительно перекинул ее через плечо и вынес из своей мастерской. В коридоре было темно, но «ваятель», похоже, прекрасно ориентировался в обстановке. Он уверенно шел вперед, открывая своим ключом двери. Наконец он достиг просторного темного зала, через плотно занавешенные тяжелыми шторами окна которого, пробивались блики горящего за окнами электрического света. В углу зала, у самой колонны, стоял пустой пьедестал. На него преступник водрузил убитую, прислонив к колонне. Потом он вытащил из другого кармана молоток и, вогнав гвозди в ладони мертвой девушки, прибил гвоздями свою «статую» к этому элементу композиции. Гвозди подозрительно легко, почти беззвучно, вошли в белый мрамор декора, словно колонна была сделана из мягкого дерева. Следы гвоздей преступник быстро замазал своими удивительными белилами. Он отошел на шаг и, сощурив глаза, полюбовался содеянным. Редкий свет высветил прекрасную скульптуру, которая органично вписалась в череду других изваяний, расставленных по всему залу.

– Тебе здесь будет неплохо, моя милая, – прошептал художник. – Наконец-то ты попала в действительно достойное тебя общество. И все-таки жаль, что так получилось, прости меня.

Художник еще раз бросил взгляд на белеющую мертвым светом статую, всего несколько часов назад бывшую живым человеком, и покинул зал.

ГЛАВА 3

Было ранее утро, Степан Федорович Инкс сидел в своем загородном доме возле чуть приоткрытого окна и наслаждался двумя эфирными потоками: майской свежестью, состоящей из запахов сирени и жасмина, и легкими звуками музыки эпохи барокко, доносившимися, казалось, неизвестно откуда. Источник музыки все же был вполне реальным, но, благодаря умениям дизайнеров, надежно замаскированным. Степан Федорович не любил достижения цивилизации, он предпочитал свечи вместо ламп, камин в качестве отопления, а передвигался, в основном, пешком. Автомобиль у Степана Федоровича был, но его он использовал лишь, когда выезжал в город, что случалось не часто и только в самом крайнем случае. В элитном поселке, где он жил, среди местных чудаков и оригиналов, которые в изобилии населяли этот благодатный край, Степан Федорович был самым выдающимся и парадоксальным. Степан Федорович Инкс отличался предельной вежливостью, сдержанностью, суровостью и немногословностью, кроме того, Инкс был самый богатый в этом золотом крае, а уж его интеллект и познания выходили далеко за пределы сего островка благополучия. Будь у Степана Федоровича хоть немного честолюбия, он без труда бы стал мировым светилом в области науки и искусства, но Инкс был не тщеславным сибаритом. Дожив до 40 лет, он заимел только два пристрастия: классическую музыку и свою коллекцию антиквариата, каждый экспонат которой представлял собой баснословную ценность и, продав даже один из предметов, Степан Федорович мог бы обеспечить себя до конца своих дней. И не только себя, но и детей и внуков, если бы они у него когда-нибудь появились. Но Степан Федорович обзаводиться семьей не спешил. И артефакты он не продавал, а покупал. И только исключительные причины могли заставить Инкса расстаться хоть с одним из экспонатов. И пока в жизни Степана Федоровича было только два таких случая, и они ему обошлись в два редчайших предмета коллекции. Но Инкс не жалел об утратах, потому что эти жертвы были необходимы и более чем оправданы. При всей своей нелюдимости, Инкс был отзывчивым и добрым человеком. Со своими предложениями он не лез, но, если просили помощи, и, просивший действительно нуждался, он никогда не отказывал.