В конце улицы под жаркими солнечными лучами стояли несколько неряшливо одетых кумушек; они сплетничали, разбирая своих соседей по косточкам. Увидев идущую Майру, эти располневшие, обезображенные родами и тяжелым трудом тетки смолкли. Приближаясь к ним, Майра внутренне напряглась. На мгновение ее ритмичная, раскачивающаяся, кокетливая походка потеряла свою легкость. Деревянные каблучки застучали тише. Ее самоуверенность не имела под собой прочной основы; Майра была еще очень молода. В присутствии старших ей приходилось подстегивать себя.
На ее полных алых губах появилась смущенная улыбка. Женщины, точно стая стервятников, сбились в плотную кучу, повернувшись к девушке спиной, демонстрируя нежелание ее видеть. Деревянные каблучки снова зацокали громче. Лицо Майры вспыхнуло; она прошла мимо женщин с высоко поднятой головой.
Сплетницы тотчас снова оживились. Одна из женщин громко произнесла:
– Испорченная маленькая шлюха, вот что я вам скажу.
Майра шла, не оборачиваясь. «Нечесаные грязнули, – подумала девушка. – Я хороша собой, поэтому они ненавидят меня».
В конце главной улицы находился банк. В его дверях стоял Клем Гибсон. Увидев Майру, он нервно поправил галстук.
Клем Гибсон был заметной в городе личностью. Он управлял банком, владел автомобилем и менял рубашки два раза в неделю.
Майра чуть сбавила шаг и улыбнулась Гибсону.
– Мисс Хоган, вы великолепно выглядите, – сказал он.
Его слова пришлись Майре по душе.
– Вы, наверное, шутите, – отозвалась она.
Глаза Гибсона, который носил очки в роговой оправе, радостно сверкнули.
– Я бы не осмелился вас разыгрывать, мисс Хоган, честное слово.
Майра решила не задерживаться.
– Тогда это очень любезно с вашей стороны, – сказала она. – Мне надо спешить. Меня ждет папа.
Гибсон спустился на пару ступеней.
– Я хотел предложить… то есть спросить вас…
Смутившись, он замолчал.
Майра посмотрела на него, взмахнув длинными черными ресницами:
– Да?
– Почему бы нам не сходить куда-нибудь вдвоем, мисс Хоган?
Майра покачала головой. Ему не откажешь в смелости, подумала девушка. Жена Хогана, мегера с лошадиной физиономией, была способна закатить серьезный скандал. Он, видно, потерял голову. У Майры хватало ума не связываться с женатыми мужчинами. У них на уме было только одно, и Майра не собиралась ублажать их.
– Папа этого не потерпит, – сказала она. – Он не разрешает мне встречаться с женатыми мужчинами. Он очень строгий.
Гибсон отступил назад. На его лице от смущения появилась испарина.
– Конечно, – согласился он. – Ваш папа прав. Не говорите ему ничего. Я не подумал.
Гибсон боялся Батча Хогана.
– Я не скажу, – произнесла она и зашагала дальше.
Он бросил голодный взгляд вслед девушке, ягодицы которой играли под тесным платьем.
Дом ее находился не близко; она обрадовалась, открыв наконец низкую деревянную калитку. Узкая дорожка вела к покосившейся хижине.
Майра, остановившись, посмотрела на свое жилище.
«Ненавижу его! Ненавижу! Ненавижу!» – подумала она.
Одноэтажный деревянный дом, обветшавший от дождей и зноя, окруженный скудным клочком сухой, потрескавшейся земли, казался жалким, мрачным символом бедности.
Майра, пройдя по тропинке, поднялась на две ступеньки, ведущие к веранде. Батч Хоган сидел в тени, укрывшись от солнца; его огромные руки покоились на массивной палке.
– Я тебя заждался, – сказал он.
Остановившись, Майра посмотрела на отца. Его морщинистое, изможденное лицо, два страшных невидящих глаза с желтыми бельмами, казавшиеся сгустками гноя, крупная голова, густые, свисающие брови и безжалостный рот испугали Майру. Внезапно Батч яростно выплюнул на землю табачную жвачку.
– Скажи что-нибудь! Ты проглотила язык? Где шлялась?
Она поставила на стол возле отца бутылку виски.
– Вот, – сказала Майра и выложила сдачу.
Дрожащими пальцами Батч пересчитал деньги и сунул их в карман. Затем он встал и потянулся. Широкие плечи как-то скрадывали его рост. Он повернулся лицом к дочери:
– Зайди в дом. Я хочу поговорить с тобой.
Она прошла в большую неприбранную гостиную, заставленную старой, разваливающейся мебелью. Хоган проследовал за Майрой. Он двигался с кошачьей легкостью, поразительным образом избегая препятствий. Слепота не сковывала его. Он привык к ней за десять лет. Он выиграл этот бой, как и многие другие схватки. Теперь слепота лишь немного мешала ему. Он мог делать почти все, что хотел. Его слух обострился, уши заменили ему глаза.
Читать дальше