Джастин Ларбалестьер - Моя сестра Роза

– У тебя ужасно милая сестра, – говорит она.

– Слишком милая, – поправляю я. Мне не хочется думать о Розе. – Я обрадовался, когда вчера увидел тебя в парке. Я тут мало кого знаю.

Она улыбается:

– Почему ты не участвуешь в спаррингах?

– Пообещал родителям, что не буду, пока не перестану расти, – отвечаю я, не подумав. У меня горят щеки. Зачем я это сказал? «Мне родители не разрешают». Мне что, пять лет?

Я уверен, что она изо всех сил сдерживается, чтобы вдоволь не посмеяться над жалким маленьким мальчиком, который делает все, что ему велят родители. Может, сказать ей, что я не всегда делаю то, что они хотят? Тогда я буду выглядеть еще более нелепо. Почему я всегда так откровенничаю?

– А если ты уже перестал расти?

Я хохочу. Слишком громко.

– Именно это я им и сказал. Они сказали, что если мой рост не будет увеличиваться три года подряд, то они поймут, что я больше не расту. Сначала они говорили про пять лет, но мне удалось уговорить их на три. Один год был бы куда честнее.

– М-м.

Слишком много слов. Слишком много информации. Джейсон обоссался бы от смеха, услышав такое. И Джорджи. И даже Назим. Хорошо, что они никогда об этом не узнают.

– Я уже вырос на сантиметр с прошлого года. – Заткнись, Че.

– Мне нравится спарринг, – говорит Соджорнер. Она улыбается. Надеюсь, она улыбается вместе со мной, а не надо мной. Интересно, так вообще говорят, или разница между вместе / над есть только в случае со «смеяться»? – Я его обожаю. Он в миллион раз лучше любого из наших занятий, притом что я обожаю занятия. Дайдо очень крутая.

– Да, она классная. – Я решил, что все‐таки зря сразу вычел у нее баллы за «строгую, но честную». Натали, помнится, говорила ровно то же самое. Именно этого все и ждут от хорошего тренера: строгости и честности.

– Кстати, я Че Тейлор, – говорю я, протягивая ей руку. – Мы так и не представились. Ну то есть я уже слышал твое имя.

Она сжимает ладонь в кулак. Мы ударяемся кулаками, и я при этом чувствую себя последним идиотом. Боксеры всегда приветствуют друг друга, ударяя кулак о кулак.

– Че был известный в двадцатом веке революционер, – заученно говорю я. – Мои родители хотят спасти мир. Им нравятся революционеры.

Она снова смеется.

– Тебя что, часто спрашивают, кто такой Че?

– Бывает. Обычно люди думают, что я не знаю, в честь кого меня назвали. Я говорю все это прежде, чем они успевают меня спросить, – я принимаюсь старательно артикулировать, – «знаю ли я вообще о том, кто это такой». – Я снова говорю своим обычным голосом. – Но ведь это мое имя . Естественно, я знаю, кто такой Эрнесто Че Гевара. Предатель своего класса, сексуальный революционер с плакатов, казненный в Боливии, где за его голову назначили некислое вознаграждение, и блабла-бла.

Соджорнер продолжает смеяться.

– Да, меня тоже постоянно спрашивают. Надо и правда сразу всем сообщать, что я знаю!

Я едва не говорю ей: «Но ведь тебя зовут не Че», и только потом до меня доходит. Вот черт. Я же не имею ни малейшего представления, в честь кого назвали Соджорнер. Я просто решил, что это крутое имя. Даже не подумал посмотреть, откуда оно взялось.

– Забавно, что у нас обоих имена революционеров, – говорит она. – Меня назвали в честь американских революционерок. Я Соджорнер Ида Дэвис. Но друзья зовут меня Сид, по инициалам. Посмотрим, как меня будешь называть ты.

Я хочу сказать ей, что у нее очень красивое имя. Соджорнер. Я хочу называть ее именно так, а не Сид. Сид – имя для какого‐нибудь противного дряхлого старикана. Но я хочу стать ее другом. Если для этого придется называть ее Сид, я сделаю, как она захочет. Я думаю, не спросить ли у нее, чем она собирается сейчас заняться. Может, она хочет прогуляться со мной? Рассказать о себе? Поцеловать меня?

– А ты… – начинаю я.

– Эй, Сид. – К нам подходит ее подруга. У нее мокрые волосы, на плече висит сумка.

– А, Джейми, – говорит Соджорнер.

– Это кто? – спрашивает Джейми. – Ты вроде был на занятии у Дайдо?

Я киваю.

– Это Че, – говорит Соджорнер.

– Че? – хохочет Джейми. – Что, правда?

Я снова киваю и чувствую себя полным болваном.

– Не волнуйся, Джейми, он знает, кто такой Че, – говорит Соджорнер. – Нам пора. Приятно было познакомиться, Эрнесто.

Она надевает рюкзак и идет к выходу, по пути сказав Джейми что‐то, от чего они громко хохочут. У меня горят уши. Надеюсь, они смеются не надо мной. Я подумываю, не увязаться ли за ними. Может, они смилостивятся над иностранцем. Но она так решительно сказала: «Нам пора». Не хочу выглядеть дураком. Еще большим дураком, чем сейчас. Поэтому я просто смотрю ей вслед.