Через несколько минут «некая Линда» позвонила его секретарю и настоятельно попросила срочно соединить ее с профессором Херцфельдом. После этого их разговор стал носить более доверительный характер, хотя во время него они и продолжали танцевать вокруг да около, словно два боксера на ринге перед решающей схваткой. Никто из них не желал раскрывать свои карты, и каждый стремился скрыть имевшуюся у него информацию до тех пор, пока собеседник не ответит на интересующие его вопросы, хотя Пауль непреднамеренно выболтал гораздо больше, чем следовало.
Линда никак не хотела поверить, что его дочь была похищена. В то же время она вспомнила, что во время ее первого звонка Херцфельд угрожал убить некоего Эрика, если тот не вернет Ханну живой и здоровой. В конце концов Линда собралась с духом и огорошила профессора длинным монологом, звучавшим не то как оправдание, не то как признание:
– Возможно, я еще больше погружусь в дерьмо, в котором и так завязла по уши. К тому же мой брат наверняка убьет меня, если узнает о моем звонке вам. Однако, профессор, если вы действительно тот, за кого себя выдаете, то вам на самом деле не составит большого труда определить место, или как там это у вас называется, откуда я звонила. Поэтому мне лучше сразу сказать о своем местонахождении. Кроме того, у вас голос человека, реально нуждающегося в помощи. Хотите верьте, хотите нет, но у нас есть нечто общее. – Женщина помолчала немного, а потом продолжила: – Я знаю, насколько паршиво чувствует себя человек, словно зажатый в клещах, который нуждается в том, чтобы кто-то вытащил его из этого дерьма. Поэтому буду полагаться на свой инстинкт. Не могу, правда, сказать, что он меня никогда не подводил, скорее наоборот. В последний раз, когда я к нему прислушалась, оказалась в одной постели с психопатом. Однако наплевать. Ведь, с одной стороны, мне здесь не спрятаться, а с другой – добраться до меня вы все равно не сможете. Так что я ничего не теряю.
А потом Линда рассказала ему о Гельголанде и о том, что скрывается на острове от преследователя. Поэтому она ни в коем случае не хотела, чтобы ее местонахождение было обнаружено. Это же стало и главной причиной того, что молодая женщина не обратилась в полицию.
От Линды Херцфельд узнал, что борсетку с телефоном Ханны она нашла. Рассказала женщина и об утопленнике, недалеко от которого и было все это найдено, заметив, что тот вряд ли теперь сможет что-либо сообщить профессору.
– Куда вас отвезти? – не отставал от Пауля сын сенатора Ингольф, гостеприимно распахивая переднюю пассажирскую дверь своего автомобиля.
Сам того не подозревая, фон Аппен задал вопрос, имевший первостепенное значение: «Куда?»
В том, что ему следует предпринять в первую очередь, Херцфельд уже не сомневался – необходимо было забрать свой чемодан для выездов на место преступления. Однако, если бы ему пришлось воспользоваться служебным, то в таком случае необходимо было за него расписаться в Федеральном ведомстве уголовной полиции, а этого профессор делать не хотел. Вместе с тем дома у него имелся личный следственный чемодан со всем содержимым, необходимым для проведения первичного обследования места преступления и обеспечения сохранности улик. Также Пауль намеревался забрать там наличные деньги и смену белья.
Однако профессор ожидал звонка от Линды и, как уже говорилось, не хотел, чтобы их телефонный разговор кто-нибудь слышал.
– Я заказал такси из офиса, – солгал он Ингольфу.
В этот момент зазвонил его мобильник.
– Линда? – переспросил Херцфельд и отвернулся от «порше», стараясь разобрать трудно воспринимаемые слова на другом конце телефонной линии.
– Хочу сразу предупредить, что больше такой гадости ради вас я не сделаю, – с трудом понял он то, что произнесла молодая женщина.
В телефоне слышалось какое-то завывание, как будто бы она стояла в аэродинамической трубе.
– Я спустилась, как вы просили, на берег и обыскала его карманы. Точнее сказать, я все еще стою здесь, и мне невыносимо хочется блевануть с волнореза. Проклятье! Это было отвратительно, хотя мне и не пришлось дотрагиваться до тела. Имя утопленника значилось на его футболке.
– Эрик?
– Так и есть, – подтвердила Линда. – Оно было написано поперек груди водостойким фломастером. Но я уже сказала вам, профессор, чтобы этот тип ни сделал вашей дочери, от него вы больше ничего не добьетесь.
«Вот тут ты ошибаешься», – подумал Херцфельд и вспомнил слова своей дочери, записанные на автоответчике.
Читать дальше