Анне ахнула, прикрыв рот рукой. Кофемашина опасно пошатнулась от ее резкого движения.
У Леа и раньше случались такие приступы деменции, но чтобы не узнавать собственного сына – такого еще не бывало.
– Мама, – голос заправщика осип. Кирстен заметила, как дрожат его побелевшие руки, взявшие Леа за плечи, – посмотри на меня. Я – твой сын. Сандер Борге. Ты помнишь меня?
Сердце девушки сжалось. Борге всегда был с ней, юной школьнице, снисходителен, когда она подрабатывала в ночные смены за прилавком заправочной станции. Весельчак и добряк, он часто развлекал девочку занимательными историями, чтобы та не заснула на рабочем месте.
Женщина наконец взглянула на него. Что-то изменилось в выражении ее лица – нечто неуловимое, будто старушка очнулась ото сна или освободилась от тяжких мыслей.
– Сандер, это ты? Как же ты постарел… Это значит, что я совсем развалина? Но как же так? Ведь тебе еще нет восемнадцати. У меня сегодня выходной на фабрике, а твой отец забыл свой обед дома…
Мужчина стоял спиной к залу, поэтому его лица никто не видел, но по опустившимся плечам сразу стало ясно, насколько ему плохо.
Кирстен видела Леа только один раз – на вечере памяти по погибшим. Тогда, на кладбище, жители города были почти неподвижны, словно вмерзли в землю, и только Леа раскачивалась взад-вперед, почти как метроном. Девушка весь вечер наблюдала за этим жутким маятником, не замечая застывших, словно манекены, людей.
– Нет, мама, он ничего не забыл. Папа погиб во время аварии семь лет назад, помнишь? У фабрики другой владелец.
Катастрофу на фабрике жители Хвиттингфосса запомнили навсегда. Горе, бесконечные иски и суд, скандал с арестом хозяина бумажно-целлюлозной фабрики – всё это накрыло городок куполом унылости. Кто-то вырвался из плена, уехав в многолюдные местечки; кто-то остался верен родным местам, с каждым днем все больше замыкаясь в себе и не замечая течения времени. Такие спасались рутиной.
Если бы родители остались живы, Кирстен уехала бы с Йенсом.
Когда Сандер уводил из кафе мать, бормотавшую что-то вроде «куда же пропали эти дни?», он встретился взглядом с девушкой. Все то же горе и плен. Кирстен поспешила отвернуться. Досадно, что Сверре тоже смотрел на нее.
«Ох, опять! Ненавижу такие моменты…»
Жена Паульсена тоже стала жертвой той страшной катастрофы, о подробностях которой до сих пор ничего не известно. Сверре отличался от других скорбящих – он не впадал в хандру и избегал разговоров о прошлом, но от мыслей еще никому не удавалось сбежать.
Оба потупили взгляды.
– Твой эсперссо, Кирстен.
Еще не опомнившись, багетчица машинально потянулась в карман за деньгами, радуясь возможности отвлечься на хозяйку паба. Анне взяла салфетки в обе руки и, не касаясь пальцами, протерла телефон, будто амнезия могла быть заразной. Если бы не полночные игры с племянниками в твистер, Кирстен отказалась бы от кофе этой брезгливой особы. Стараясь не выдать неприязнь, она выложила деньги на стойку.
– Кирстен, – раздался звонкий голос Эммы, – а Арне сделал задание на лето?
– Ты про гербарий? Да, он взял его с собой.
– И много он собрал растений?..
– Эмма, – укоризненно посмотрел на нее отец, покосившись на знакомую, как бы она не догадалась об их секрете, – нехорошо хвастаться.
– Но я ведь хотела поделиться! – девочка надула губки, все в шоколадных крошках. – Арне наверняка не заходил в лес, как мы с тобой…
Улыбнувшись на то, как Сверре, скрывая неловкость, вытирает рот девочки салфеткой, Кирстен сказала:
– Он не показывал мне свою коллекцию, спроси его сама при встрече, – и заговорщицки шепнула: – Я никому не расскажу о ваших походах в лес. Ведь я сама хочу туда наведаться.
Эмма хихикнула.
– Пофотографировать? – поинтересовался Сверре, немного расслабившись.
– Нет.
Вопрос удивил Кирстен. Она не брала в руки фотоаппарат с тех пор, как в последний раз они прогуливались с Йенсом по набережной – уже больше пяти лет назад.
– А что так? Я давно хотел тебя спросить, почему ты больше не снимаешь? Твой «Городок божьих коровок» поднимает настроение нам каждое утро.
Эмма согласно кивнула.
Энген не сразу сообразила, что он говорит о той фотографии, выигравшей один из конкурсов в Драммене. Фото пришлось продать, так как Линде не хватало на похороны, а принять денежный дар от кого-либо не позволяла гордость, вот Паульсен и купил «Городок».
– Ах, «коровки»… Не знаю. Что-то нет настроения.
Читать дальше