Антон Задорожный - Мы никогда не умрем

– Нет, все же наяву с тобой лучше всего, – прошептала она сама себе, думая о Виталике: о его сильных загорелых плечах, рельефном прессе и даже – шрамике, оставшемся после удаления аппендикса. Сама того не заметив, девушка заскочила в подкативший автобус, прежде чем двери средней площадки салона затворились.

Из колледжа Анька решила пройтись пешком. Распрощавшись по дороге к Виталику со своими одногруппницами, которым было с ней не по пути, Анька набрала номер своего парня. Он не брал телефон. «Спит, наверное, соня», – подумала она почти что беззаботно. Эта мысль позволила девушке не волноваться, почему ее молодой человек не ответил на утреннюю эсэмэску.

«Впрочем, мы вместе вот уже четыре месяца, и вполне логично, что конфетно-букетный период подходит к концу», – размышляла она, предполагая дальнейшее совместное будущее с парнем, не зная, что в это самое время он изменял ей со старой знакомой из другого города, куда более крупного, приехавшей в гости «на чай».

Тем временем Анька проходила мимо жилого дома, на стене которого было написано размытыми черными буквами: «Рудик – сука!», и, чуть ближе к углу трехэтажки: «Сука я, а не Рудик».

Конечно, студентка множество раз замечала эти надписи, но рассмешили они ее только сегодня. Не повезло Рудику, кем бы этот парень ни был. Хотя кто знает, может, Рудику, наоборот, в кайф такая дворовая популярность?

Проходя среди солнечных зайчиков и пляшущих перед ее кедами комочков тополиного пуха, девушка захотела слопать какую-нибудь вафельку, печенинку, шоколадку – хоть что-то. Оставалось совсем недолго до цели, но на кефирчике с сыром вприкуску долго не продержишься.

Решение насущной проблемы было очевидным – купить шоколадный батончик, скушав его по дороге к любимому. Стоя перед кассиршей, девушка со стыдом подумала о несдержанном мужике, зашедшем внутрь поскандалить, что ему она помогать бы не стала. Радуясь, что «мужчина в самом расцвете сил» оказался выдворен на улицу и укоряя себя за желание нарушить в отношении него непреложные правила профессионального долга и этики, девушка посочувствовала кассирше и выпорхнула из киоска в уличную жару – хотелось поскорее увидеть своего парня.

Полчаса спустя она уже выползла вон из его душной парадной. Она стремилась теперь выскочить на свежий воздух, подальше от липких рук человека, который ее так легко и незамысловато предал – переспав с какой-то питерской шалашовкой! Аня спотыкалась обо всех и все, что попадалось ей навстречу – эти препятствия были для нее невидимыми, ведь она не могла прекратить плакать, а все новые и новые слезы только лишь размывали прежде такую яркую и целостную картину происходящего в ее жизни.

Прошло немало времени, прежде чем письмо Рудику на стене дома вновь стало вызывать на лице девушки улыбку. В тот трагический день Анька осознала для себя, что ставки, которые люди делают, играя в азартные игры с жизнью, не всегда оправдываются.

Испытав чувство глубокой сопричастности к Рудику, больным и умирающим созданиям всего мира, она вдруг сообразила, что неудачи похожи на скальпель, которым можно убить или поспособствовать выздоровлению пациента.

Подобный хирургический инструмент держит в руках каждый. И во власти каждого решить, как им воспользоваться.

Петр Петрович был пятидесятипятилетним мужчиной, который время от времени чувствовал себя стариком, «на все сто». Он жил один, занимаясь тем, что ругал мир вокруг себя. Добровольно изолировавшись, насколько можно, от окружающих его людей, он жил по привычке.

Привычка перед сном выпить кефира, дабы не случилось прободения язвы (которой у Петра Петровича никогда не было). Привычка перед сном отметить в программе телепередач интересные фильмы и ток-шоу следующего дня (это обязательно нужно было сделать фломастером розового цвета, ведь у каждого предмета в трехкомнатной квартире была строго определенная функция). Привычка в полпервого ночи проверить оба дверных замка на их работоспособность, равно как и убедиться в отсутствии жвачки, которую могла бы налепить шпана на дверной глазок, чтобы ограбить его пристанище. Для Петра Петровича налаженный им порядок имел самое первостепенное значение – такая структурированность быта служила подушкой безопасности в любое время года. И вообще, его дом – его крепость.

День его был расписан с самого раннего утра и до позднего вечера. Писатель мог бы сравнить жизнь Петра Петровича с жизнью глубоководных рыб, которые лишь изредка, скорее по привычке, выплывают на поверхность, чтобы заглотить немного кислорода. Философ мог бы назвать жизнь этого человека безвкусным существованием, и так далее.