Антон Задорожный - Мы никогда не умрем

Петр Петрович был ретроград. Человек старой школы, он жил в тени и был вполне доволен своим «уровнем активности». Если же его упрекали в косности, он с готовностью ветерана, который соскучился по борьбе, возражал: «Я жесток в своих принципах, но гибок в их проведении. Принципы – это скелет, костяк. Все остальное нарастет, если основа крепка».

Затворник, он считал себя консерватором и любил действовать по инструкции, соблюдать регламент и не отходить от графика – действовал по плану и только тогда чувствовал себя в безопасности. Почти пятнадцать лет (а если точнее, 14 лет, 356 дней, 7 часов и 8 минут) Петр Петрович вел размеренную жизнь, не впуская в свой душный мир – музей Советского Союза времен его молодости – женщин, и был доволен таким положением вещей. Что до вещей в буквальном смысле, то большую часть свободного времени он тратил на то, чтобы «давать им новую жизнь», – реставрируя ветхие стулья, которые находил на помойке внутри своего зловонного двора.

Психолог, попади Петр Петрович под его наблюдение, мог бы заключить, что подобным невротическим образом он борется с неосознаваемым чувством одиночества и страхом смерти, убивая время за счет ремонта никому не нужной мебели. Например, реанимация чешского стула тридцатилетней давности занимала у него не менее недели работы. Нужно все зашкурить, почистить, сделать обивку, покрыть лаком, подклеить, закрепить скобами строительного степлера. В его квартире практически всегда в светлое время суток работал телевизор, верный друг этого одинокого трудяги, представителя технической интеллигенции СССР, живущего во времена, когда бандиты и троечники встали у власти. По крайней мере, он так считал.

Из-за скверного характера педантичного Петра Петровича от него ушла супруга. Они развелись примерно пятнадцать лет назад, супруга его не навещала, и ее отсутствие Петра Петровича устраивало. Лишь иногда, по большим праздникам, трое его детей с внуками заполняли просторную квартиру, нарушая заведенный порядок, после чего все становилось на свои места.

Изредка Петр Петрович сдавал одну из трех своих комнат жильцу и существовал на арендную плату. Помимо этого, он получал пенсию, пытаясь прожить на которую, уходил в ноль. Опять же, приходилось планировать, выхватывая каждый рубль: считать, сколько сигарет он выкурит за день (выкладывал суточную норму на подоконник, дабы не раскурить лишнее), держать в уме, на сколько порций супа хватит трех килограммов картошки (и столько же говядины) и так далее. Петр Петрович мог показаться скупердяем, а для него в этом не было ничего странного: то, что приходит на сберкнижку, – это кошкины слезы.

Вскоре жилец съезжал, благодаря Бога за приобретенный экстремальный опыт, и вновь Петрович оставался один, а квартира опять пряталась от своего хозяина под слой пыли, которого мужчина чаще всего просто не замечал в силу возраста.

Недовольство делами в стране и тупостью дикарей, которые попадались Петру каждый день, стоило ему лишь выйти на улицу, клещами сдавливало сердце, превращаясь в гнев, приводящий пожилого дядю к вегетативным кризам. Петрович был доволен лишь самим собой – он, как никто другой, деятельный и рукастый – не то что сегодняшняя молодежь. Он, сын учительницы русского языка, грамотный интеллектуал, знающий ответ на все возможные вопросы. Если бы не проживание на ничтожную пенсию, выход на которую стал для него преждевременным по состоянию здоровья, он смог бы добиться многого в экспериментальной физике.

Но судьба распорядилась иначе, и он, словно капризный ребенок в теле зрелого мужчины, обижался на нее за такой расклад. Не на Бога же обижаться, в самом деле. Ведь никакого Бога не существует, а всех верующих расстреляли еще в советские времена. Остальные – это всего лишь лицемеры, пытающиеся купить себе бессмертие походом в церковь.

Где-то внутри этого бедного человека звучал бодрый голос прежнего Петра Петровича – увлеченного ученого, занимавшегося научными разработками в Дубне, а затем, когда наука, как и Союз, посыпалась, менеджера по продажам в крупной фирме, главы семьи, отца детей (которые его иногда навещали) и главное – деда пять раз! – прежний Петрович отголосками все ослабевающего эха говорил нынешнему: «Петруха, твою ж мать! Раньше тебя не нужно было возить лицом по стиральной доске. Ты чего? Ты еще можешь устроиться на работу охранником, тем же менеджером, а одно время ты продавал мебель в магазине, и ничего. Вставай, хватит ныть».