Гвен из своих бездонных карманов комбинезона быстро достала узкий ремешок и ловко перетянула мне ногу выше раны.
– Потерпи, дорогой, немного, потерпи, – зашептала она, – доберёмся до часовни, там они не посмеют нас тронуть…, там… Святое Место – она вытерла вдруг появившиеся на глазах слёзы.
Я посмотрел на любимое, осунувшееся от усталости лицо, по которому скатывались светлые горошины слёз, и подумал, как хорошо, что я встретил тебя тогда на звездолёте, как хорошо.
У меня даже боль в раненой ноге приутихла от счастья.
– Нам пора, – выглянув из-за укрытия и никого не обнаружив, прошептал я.
Ползком, таща за собой не хотевшую слушаться раненую ногу, я последовал за Гвен. Мы доползли уже почти до угла, как нас снова обнаружили и обстреляли.
Пришлось и нам применить оружие.
Кажется, Гвен в кого-то попала, потому что стрельба на миг прервалась. Затем, раздался оглушительный рёв, словно из десятка ртов вырвалось – «Огу-ррр-лл!!!» – и нас накрыл ливень разноцветных лучей.
Мы не могли не только ползти, мы не могли даже пошевелиться.
– Что будем делать, Джо?
– Ползти, как только огонь чуть ослабеет. Постараемся воспользоваться моментами, когда они перезаряжают обоймы.
– Тебе очень больно? – жалостливо спросила она и погладила меня по голове.
– Терпимо.
Не мог же я признаться слабой девушке, которая оказалась в сложной ситуации такой сильной духовно и такой храброй, что у меня от боли темнеет в глазах, и я вот-вот потеряю сознание. Конечно не мог!
Нужно было, хотя бы морально, поддержать её и найти в себе физические силы преодолеть оставшиеся двадцать-тридцать ярдов до входа в часовню.
Может, действительно, мы сможем в ней укрыться? Хотя…, как знать.
* * *
У меня перед глазами, застилая зрение, плавал какой-то туман. Я не видел ни часовни, ни «Диких». Я только слышал, как Гвен, чуть приотставшая от меня, выпускала заряд за зарядом…
Храбрая девочка, сдерживая нападавших, прикрывала меня, и… я услышал, как вновь раздался злобный рёв, а затем, ещё и второй.
– Молодец девочка! – в полуобмороке подбодрил я её.
А сам я – полз, полз к виденной мной словно в тумане, заветной двери.
Потом я услышал, как Гвен вскрикнула.
Ранили, понял я, и невероятным усилием воли постарался прогнать туман из глаз.
К ней бежали, приближаясь всё ближе и ближе, какие-то косматые, все в оборванном тряпье, звери!
Вот впереди бегущий оборванец уже наклонился над ней…
Я выстрелил, почти не целясь, и… попал!
Он завалился набок, не успев сделать последний шаг к Гвен. Но следом за ним приближались ещё несколько…
Гве-ее-н!!! – в отчаянии закричал я, – беги!!! Не знаю, услышала ли она меня, или сработал её инстинкт самосохранения, но она поднялась и, не скрываясь, бросилась ко мне. А я уже был у самой двери часовни… и, толкнув её, быстро распахнул…
То ли ей помогли Святые, то ли Дикие растерялись от неожиданности её поступка, но они не стреляли, а молчаливой толпой гнались за ней. Они, наверное, были уверены, что лакомая добыча, считай, была у них уже почти в руках, подумал я.
От усилия думать, или по какой-то другой причине, меня пронзила резкая боль. Но сознания я не потерял. Я увидел, как в самый последний момент, когда им оставалось только протянуть руку, чтобы схватить её, она, не смотря на ранение, вихрем ворвалась в часовню…
Я из последних сил успел захлопнуть и запереть входную дверь.
Мы оказались в кромешной темноте.
За металлической дверью слышался злобный рёв, какое-то движение, затем раздались громкие, настойчивые стуки в дверь.
Слава Богу, нападавшие не стали применять оружие!
Быть может, они боялись гнева Богов? А может, они знали что-то такое о двери, что не стали в неё стрелять?
Последней моей мыслью перед окончательной потерей сознания, была мысль о Гвен, и была благодарность Богу за её спасение!
* * *
Пришёл я в себя от чувства какого-то облегчения, посетившего моё тело и мозг. Всё вокруг меня было освещено неярким, оранжево-красным светом, исходившим от двух масляных светильников.
А рядом сидела Гвен.
Рана на ноге не болела, чувствовал я себя совершенно здоровым и полным сил, как тогда у озера, под пальмой. Странно, удивился я, ведь с такой раной я должен проваляться в постели не менее месяца и то, при надлежащем уходе.
Лицо Гвен, заметившей или почувствовавшей, что я пришёл в себя, осветилось улыбкой:
– Как ты, дорогой?
– Прекрасно. Помоги мне сесть, а то я боюсь потревожить рану и снова потерять сознание.
Читать дальше