Алексей Ревенко - Не первый Джон

И не только для Мисси, черт бы побрал эту дикую девку, мысли о которой не выходили у Смита из головы даже под хмелем.

К вечеру стали подтягиваться местные завсегдатаи, Смит узнал тех двоих, что шептались давеча в темном углу, они тоже узнали его, один даже чуть коснулся шляпы пальцем, приветствуя, Смит кивнул в ответ, и тоже коснулся шляпы. Затем завалился вчерашний толстяк – его звали Брайан, так сказал бармен – уже пьяный, но еще не очень шумный, уселся на стул около стойки, и принялся уговаривать Мисси налить ему пару пива. Мисси по собственной воле долго бы этого не терпела: она то и дело возмущенно взмахивала головой, и от того ее золотые кудряшки вспыхивали яркими искорками в свете заходящего солнца, но бармен грозно смотрел в ее сторону, и она смущенно опускала голову, пряча рвущиеся наружу слова.

Бармена звали Уильям, он не представился специально Смиту, но тот услышал, как обращаются к хозяину заведения эти двое скрытных вечерних шептунов. Уилл, так Уилл, подумал Смит, какая к черту разница. Через пару дней я буду в сотне миль отсюда, и там будет другой салун, и другой Уилл, и другая Мисси.

Или Минни, что тоже неплохо.

Так бы этот вечер и закончился, и Смит, надравшись порядочно, отправился бы спокойно отсыпаться и дожидаться прихода Мисси, если бы где-то через час после заката за окном не послышался шум подъезжающего дилижанса. Бармен Уилл нахмурился, сказал «странно», взял фонарь и пошел наружу. С улицы донеслись громкие выкрики кучера, он спорил о чем-то с хозяином салуна, потом недовольный голос бармена сказал под самым окном «ладно, черт с вами», дверь распахнулась, и Уилл вернулся за стойку. Следом вошли четверо, и Смит сразу почувствовал, что что-то не так. Черные, закутанные в пыльные плащи с поднятыми воротниками – кто носит плащи в такую жару, да с повязками на лицах – фигуры, твердым, уверенным шагом прошли к стойке. Один из них взял у бармена ключ от комнаты, и гости поднялись наверх.

А еще – с самого утра Смита что-то беспокоило, какое-то мутное чувство, словно он что-то забыл, нечто важное, что произошло этой ночью, и чувство это не давало покоя до самого приезда гостей. Потом он вспомнил – мальчик же, тот самый, что гуляет в темноте по коридору. Его не было видно целый день, он не спускался поесть и не выходил на улицу поиграть в пыли с деревянными солдатиками, и это было ненормально для ребенка этого возраста. Спрашивать у Уилла, или же у Мисси он постеснялся, и теперь лишь терялся в догадках, даже предположил, что мальчик может быть сыном самой Мисси: хоть та и была довольно молода, но вполне могла согрешить с каким-нибудь путником в юности и понести от него. Или же больше – может это сын Уилла и Мисси, и они скрывают это, потому что старик Уилл совратил малолетнюю Мисси, или… изнасиловал ее, и теперь держит при себе, чтобы она не донесла шерифу.

Господи.

Хотя шериф ведь тоже в городе не чужак, и должен быть в курсе таких событий… черт побери, какие только мысли не придут в голову после чертового бренди с пивом, думал Смит. Но мальчик все не шел у него из головы, и он даже порывался встать, пересесть к той шепчущейся парочке и спросить у них, однако приезд гостей смешал его планы.

Приезд этот повлиял не только на него: парочка притихла разом, даже шумный толстяк Брайан замолк и словно сдулся, съежившись под колючим взглядом одного из незнакомцев. Мисси, с побледневшим лицом, словно вся кровь разом отхлынула от ее щек, еле передвигая негнущимися – он заметил это, несмотря на опьянение – ногами пошла на второй этаж готовить комнату, бармен Уильям сразу стал гораздо угрюмей, и больше не протирал игриво сверкавшие стаканы – настроение изменилось разом, и у всех.

Но не это беспокоило Смита.

И только когда гости уже поднялись наверх, он понял причину: каждый впечатываемый ими шаг звонко отдавал мелодичным металлическим звоном шпор.

Зачем приехавшим в дилижансе шпоры, думал Смит, и тут же отвечал сам себе: затем, что они не приехали в дилижансе. Едущим в дилижансе шпоры не нужны, они нужны тем, кто едет верхом, только так. А ехать через пустыню верхом, загрузив лошадей ненужным барахлом, человек в здравом уме никогда не станет: куча чемоданов и сумок – удел дилижансов, а это значит, что все те вещи и чемоданы, что выгружает кучер, им скорее всего не принадлежат.

Это значит, что те, кому они принадлежат, в них уже не нуждаются.

И вот почему Смиту, хотя он и не из пугливых, стало страшно в тот вечер.