Крис Муни - Комната мертвых

Дарби покосилась на входную дверь. Ей вдруг захотелось убежать как можно дальше, чтобы не слышать того, что собирается рассказать Куп.

— Хочешь дослушать до конца, Дарби?

«Нет, не хочу!»

— Ты ведь все понимаешь, — едва слышно прошептал он. Глаза его на лице казались непропорционально большими, губы подрагивали. — Еще есть время закрыть ящик Пандоры. Ты можешь выйти отсюда с незамутненной совестью.

— Возможно, тебе лучше поговорить с адвокатом.

— Я разговариваю не с адвокатом, Дарби, а с тобой. Хочешь услышать остальное или нет?

— Рассказывай.

— Эта девушка… Ее руки и одежда перепачканы грязью, потому что мистер Салливан заставил ее рыть могилу в подвале голыми руками. Рот у нее заклеен лентой. Она дрожит и плачет, и я тоже плачу, потому что федерал приставил мне к виску дуло пистолета. Я чувствую, как холодный металл впивается в кожу, а мистер Салливан говорит, что я должен принять по-настоящему важное решение. Жизнь меняется, говорит он, и один из нас ляжет в эту яму.

У Дарби похолодели руки и ноги, по спине побежали мурашки. Куп смотрел на потолок, где скользили, переплетаясь, тени, отбрасываемые каплями дождя на стеклах гостиной.

— Мистер Салливан поворачивается ко мне и говорит: «Как ты думаешь, кто должен лечь туда, Купс? Эта молодая леди, которая решила заглянуть к федералам и рассказать им о моих вечеринках в отеле, или ты? Ходят слухи, что ты подумываешь о том, чтобы пойти в полицию, а ведь ты обещал мне и своему старику, что будешь держать язык за зубами и никому не скажешь ни слова». И тогда я понял, что, похоже, священник рассказал мистеру Салливану о моем признании. Я ведь больше ни с кем об этом не разговаривал. Ни с друзьями, ни с родителями или сестрами. Я боялся, что мои слова дойдут до мистера Салливана, но оказался достаточно глуп, чтобы поверить, будто отец Хэмфри сохранит мою исповедь в тайне.

Дарби обеими руками вцепилась в подушку сиденья.

— Эта девушка в подвале, она знала Мишель Бакстер или Кендру Шеппард?

— Наверняка знала, но мне так и не выпало случая поговорить с ней. Я плачу, захлебываюсь слезами и уверяю мистера Салливана, что никому ничего не скажу, а он смотрит на меня и щелкает орешки, словно пришел посмотреть на бейсбол. И все время задает мне один и тот же вопрос: кто, по-моему мнению, должен лечь в эту яму? Или я сам приму решение, или он сделает это за меня. Угадай, какое решение я принял.

Желудок у Дарби подступил к горлу, во рту появилась горечь. Ей пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем она смогла заговорить.

— Как ее звали?

— Не знаю, — ответил Куп, и его глаза заблестели. — К стыду своему должен признаться, что я не удосужился спросить об этом. Наверное, так было даже лучше, потому что мистер Салливан приказал мне надеть ей пластиковый мешок на голову.

Сердце замерло у Дарби в груди, а в голове появилась необыкновенная легкость.

— Разумеется, будучи истинным Робином Гудом, мистер Салливан сорвал у девушки с губ клейкую ленту, чтобы я мог поговорить с ней. Ну, ты понимаешь, типа извиниться за то, что собираюсь задушить ее. — Куп тщательно выговаривал слова хриплым и каким-то потрескавшимся голосом. — Она пыталась заговорить со мной… Я знаю, что пыталась… Но я не запомнил ни одного слова, потому что все то время, что я держал пластиковый мешок у нее на голове, я думал о матери, о том, как тяжело будет ей и сестрам, если в эту яму лягу я. Если я исчезну. На этом специализировался мистер Салливан. Я слышал всякие истории, но сейчас все происходило со мной и на моих глазах. — Слезы потекли у Купа по щекам, лицо его сморщилось. — Она даже не сопротивлялась, Дарби. Она как будто… как будто смирилась.

Дарби не могла пошевелиться, а внутренний голос нашептывал ей, что надо бы нажать волшебную кнопку обратной перемотки, вернуться к себе в офис и навсегда забыть о том, что она приходила сюда.

Куп вытер глаза.

— Когда все закончилось, он приказал мне уложить тело в яму. Я закапывал ее и ничего при этом не чувствовал. Я был в шоке. Но думал я о том, что теперь точно попаду в ад. А мистер Салливан… Он был просто счастлив и то и дело повторял, что гордится мною. После того как я похоронил девушку, он сунул мне в карман пачку банкнот. Двести баксов. Вот сколько стоила ее жизнь. Он сказал мне, что отныне я работаю на него и что теперь я должен держать ушки на макушке и слушать, о чем говорят на улице, а потом сообщать ему, если увижу или услышу что-нибудь интересное. Но сначала, сказал он, я должен расплатиться. Потому что если я этого не сделаю, то он поднимет телефонную трубку, позвонит своим парням из правоохранительных органов и расскажет им обо всем, что здесь произошло. И еще отдаст им пластиковый мешок с моими отпечатками пальцев. А этот федерал поддержит его и скажет, что я работал на мистера Салливана. И что он видел, как я заходил сюда с этой девушкой, а потом он услышал крики. А когда я окажусь в тюрьме, мистер Салливан нанесет моей матери особый визит.