Р. Стайн - Пропавшая девушка

Дребезжащий грохот резко оборвался. Воцарилась тишина. Какое-то мгновение вокруг не было ничего, кроме густой клубящейся черноты.

А потом мы с Гейбом разинули рты в крике ужаса, когда автомобиль устремился вниз, и мы полетели с обрыва, и падали… падали… кувыркаясь… переворачиваясь… на скалистый берег внизу… падали в темноту, какой мне никогда не приходилось видеть.

Очнулся я в больнице. Голова кружилась, перед глазами стояли мерцающие вспышки. Тем не менее, я моментально сообразил, где нахожусь. Увидел трубку, выходящую из моей руки, прозрачный пакет с жидкостью на капельнице, установленной возле моей кровати, попискивающий монитор на стене. Я знал где я, и находился в сознании, но не был уверен в том, что готов… готов говорить с окружающими… готов к встрече с окружающим миром.

Как я сюда попал? Как долго я здесь? Все ли со мной в порядке? Все ли в порядке с Гейбом? Знают ли родители?

Вопросы давили на мозг нестерпимой тяжестью. Слишком много вопросов… Слишком много ужаса пережито… Слишком много…

Я зарылся в теплые мягкие простыни и закрыл глаза. Спустя какое-то время я услышал голоса моих родителей, тихо перешептывавшихся рядом. Один из голосов произнес:

— Кажется, Майкл очнулся. Глаза открыл.

Другой прошептал:

— Слава Богу.

Я испытал прилив счастья, осознав, что мои родители здесь, со мной. Счастья и облегчения. Я был жив, и со мной были мои родители.

Я открыл глаза и прочистил горло.

— Мама? Папа?

Когда их лица возникли надо мной, в памяти молниеносно промелькнули воспоминания о случившемся. Я вспомнил ужасающее чувство полета, когда автомобиль, пробив заграждение, вылетел в небо. Вспомнил, как отчаянно мы кричали, когда машина летела вниз, вспомнил сокрушительный удар, скрежет металла, звонкий треск бьющегося стекла, ошеломляющую боль и крайнее потрясение.

Мама и папа склонились над койкой. Глаза покрасневшие, лица усталые. На щеках засыхали дорожки от слез.

Я несколько раз моргнул. Попытался заговорить. Но не смог издать ни звука. Я был так счастлив увидеть их, что мне хотелось сразу и засмеяться, и заплакать, и закричать.

Лишь через несколько секунд их лица вплыли в фокус. Я, наконец, вновь обрел дар речи.

— Что у меня сломано? — спросил я. Вопрос, сорвавшийся с моих губ, возник сам собой. Он испугал даже меня самого.

Мама приложила ладонь к моей щеке.

— Ты цел, Майкл. У тебя ничего не сломано. Ты в порядке. И теперь ты очнулся. Слава Богу, ты очнулся.

Я кивнул. Голова была тяжелой, как камень, но двигал я ею безо всяких проблем. Руки тоже двигались, да и ноги я чувствовал.

— Ты ничего себе не сломал, — сказал папа. В глазах его стояли слезы. Он даже не пытался их утереть. — Доктор сказал, что это просто чудо. Ты будто несокрушимый.

— Какое-то время ты, наверное, будешь страдать от ломоты во всем теле, — сказала мама. — Твои мышцы крайне напряжены. Ну, об этом позаботятся физиотерапевты. А еще, Майкл, ты заработал пару синяков. Тем не менее, ты ничего себе не сломал и не отбил.

Она нежно похлопала меня по укрытой одеялом груди. В ярком свете больничных ламп я увидел, что ее щеки тоже блестят от слез.

— Ты в порядке. Ты будешь в полном порядке, — приговаривала она дрожащим голосом.

— Ты счастливчик, — сказал папа. — Машина разбита в хлам. Ты помнишь, как это случилось?

Я еще раз кивнул.

— Я помню, — проговорил я. — Но… я… так хочу спать… Моя голова… Все как в тумане…

Мама снова похлопала меня по груди.

— Ничего страшного. У нас будет еще много времени поговорить.

— Да. Потом поговорим, — сказал папа и отступил от кровати на пару шагов.

— Тебе что-нибудь принести? — спросила мама. — Есть хочешь?

— Это вряд ли, — проговорил я и закрыл глаза. Я уже проваливался в темноту, как вдруг вспомнил. — Эй, — сказал я. — Эй. Вы мне не сказали. Где Гейб? Как он себя чувствует?

Оба резко втянули в себя воздух. Мама побледнела. Они переглянулись.

— Э… — открыла было рот мама, но тут же умолкла.

— Мне очень жаль, Майкл, — произнес папа, избегая моего взгляда. — Гейб не выжил. Он… он разбился в машине насмерть.

Гейб.

Следующие два дня в больнице прошли очень странно. Я то проваливался в сон, то снова просыпался, не понимая, отчего мне так грустно… и вдруг вспоминал о Гейбе. Гейб, мой лучший друг… где же он?

А потом ко мне возвращалась память. Гейб умер. Я говорил это себе снова и снова, и все равно это не представлялось возможным. Разве можно смириться со смертью лучшего друга? Поначалу я лишь сгорал от тоски по Гейбу… и от жалости к себе. Но спустя какое-то время горе мое переросло в гнев. Я хотел найти Энджела. Я хотел заставить его заплатить за содеянное. Я хотел убить его.