Слава, вертя в руках пустой стакан, рассеянно слушал болтовню Андрея. Волосы упали Андрею на лоб, две верхние пуговицы рубашки расстегнулись.
– Ой, Андрюха, – сказал Миша. – Пора тебе жениться.
– Щас! Два раза! Я еще молодой, рано мне. Вот этот мрачный тип, – Андрей указал бокалом на Виктора. – Женился молодым. И что? Он счастлив? Посмотри на его рожу – у мертвецов лица веселее!
Миша положил руку на плечо друга.
– Ладно. Пошли в зал. Гости тебя заждались.
– Чего им от меня надо?
– Им без тебя скучно, – сказал Виктор.
Они вернулись в зал, и гости подняли несколько тостов в честь именинника. Потом Виктор пригласил Светлану на последний медленный танец. Из-за мрачных мыслей о Литвинове он танцевал особенно неловко.
Истомины ушли с вечеринки первыми. Андрей проводил их до машины. Уже садясь за руль, Виктор сказал:
– Не забудь, через две недели у нас со Светой годовщина.
– Как можно? – ответил Андрей, мысленно проклиная себя за короткую память. – Удачи!
Он немного постоял, глядя вслед отъезжающей машине. Почему-то сердце его тревожно екнуло.
Эти две недели Виктор прожил в невыносимом напряжении.
Перед ним стояло несколько трудных задач. Он должен был сделать несколько звонков, чтобы попросить нужных людей проследить за Литвиновым.
Второе побуждение – усилить охрану особняка и приставить к семье телохранителей. Но после суток мучительных раздумий и борьбы с самим собой Виктор этого делать не стал. Он понимал, что Светлов рассказал ему о грозящей со стороны Литвинова опасности не для красного словца. Но, кроме тревоги и опасений, никаких доказательств того, что Литвинов планирует нападение на семью Виктора или похищение детей, не было. Виктор не хотел сеять панику. Светлана и дети только почем зря встревожатся. Четыре года назад ему уже приходило анонимное письмо с угрозами (он так и не узнал, от кого). Виктор тогда сразу сообщил Светлане, что их семье угрожает опасность. Несколько дней они жили в постоянном страхе, Света от переживаний несколько раз падала в обморок, и обоим Истоминым приходилось собирать в кулак всю волю, чтобы не сорваться на ничего не подозревавших детях, которые беспечно бегали по дому с радостными и оттого раздражающими криками. И что? Ничего так и не произошло! Что вполне закономерно – человек не поступает как волк, который воем предупреждает лесное зверье о начале охоты. Только в кино человек, открыто кому-то угрожающий, приводит угрозу в исполнение. В жизни персонаж, по-настоящему опасный, нападает внезапно.
О разговоре с Мишей Светловым он не сказал даже Андрею со Славой.
Все это время Виктор умудрялся, как уже бывало, внешне сохранять полное спокойствие. Светлана, конечно, чувствовала, что с мужем что-то не так, и пару раз за ужином (не при детях) спрашивала, что его тревожит. Виктор отделывался обычными отговорками: проблемы с магазином, задерживают товар на таможне, менеджеры плохо работают и т. д. Светлана легко верила. Он испытывал стыд за вранье, но говорил себе, что делает это для ее спокойствия.
В субботу они со Светланой (условившись с домработницей, что придут к двум часам и обед будет готов) повели детей в кино, потом в «Макдональдс».
В закусочной Даша заказала куриное филе. Съев одну котлетку, отодвинула тарелку, на которой лежали еще две.
– Даша, надо доесть, – сказала Светлана.
– Не хочу, – капризным тоном протянула Даша. Как младший ребенок, она была немного избалована. – Я думала, буду есть, а теперь вижу, что не буду.
Виктор сурово сказал:
– Заказала? Ешь!
– Не хочу, пап! Ну пожалуйста, можно я не буду?
В памяти Виктора вдруг возникли голодные, затравленные глаза детдомовцев, которых он посещал в пятницу. Каждый из них за один кусочек котлетки, от которых его дочь воротит нос, готов был убить.
Неожиданно Виктор услышал свой грубый, полный раздражения крик:
– Ешь, я сказал! Иначе больше никогда никуда не пойдешь!
Несколько посетителей, перестали жевать и оглянулись на их столик. Даша расплакалась. Светлана с укором сказала:
– Витя…
Даже Ваня, съевший свою порцию до последней крошки, побледнел.
Даше пришлось через силу доесть котлеты. Спустя несколько минут Виктор погладил дочь по голове и попросил прощения. В глубине души он понимал, что прав по сути, но не прав по форме: нужно было спокойно и твердо убедить дочь доесть то, за что отец заплатил деньги, но не срываться на крик.
Читать дальше