Кара Килема - Тени. Разум

«Какого хера? – окончательно проснувшись, Женя подскочил с дивана, запнулся о валяющуюся на полу подушку, но виртуозно удержал равновесие. – Кого принесло в такую срань? – Женя гневно посмотрел на часы, но те укоризненно глядели на него и показывали три дня. – Все равно… Никого не приглашали, но кто-то приперся».

Женя проверил наличие на себе штанов – он оказался в футболке и тех же узких серых джинсах, в которых был вчера, только на коленке теперь красовалась дыра с видневшейся сквозь нитки свежей ссадиной. В памяти тут же вспыхнули неясные образы прошедшей ночи: громкая, сплетенная из шумов музыка и прыгающая под нее толпа, бармен с кривой тату над бровью, тонущие в темноте очертания старого завода, мокрый асфальт и чей-то смех, девушка с черными глазами, поливающая ему разбитую коленку водкой из пластиковой рюмки, широкие и давно заброшенные коридоры промышленного здания, облицованные темно-бирюзовой плиткой… Воспоминания смешались в кашу, и Женя замотал головой, чтобы выбросить их и сосредоточиться на главном, на госте в кухне. Вчерашний день подождет.

Убедившись, что он не выйдет наводить порядки с боевым видом и в трусах, Женя отправился на шум.

Тетя Ира, старшая сестра отца, стояла посреди кухни. Она смотрелась монументально, как статуя колхозницы, только вместо серпа в руке держала поварешку – скверный знак. После ссоры с Юлей тетя Ира выглядела скорее озадаченной, чем обиженной. Она вообще редко обижалась, тем более на Юлю, от которой глупо было ждать любезности.

– Теть Ира? А… – Женя завис в попытках определиться, что он хочет узнать в первую очередь: что она тут делает или что там произошло с сестрой. – Почему Юля кричала? – наконец спросил он, решив не начинать диалог с выяснения, какого хрена его обожаемая тетя забыла у них дома. Это невежливо.

– Я приготовила ей кашу, а она отказалась есть и разоралась… – с невинным видом тетя Ира развела руками. – Совсем нервы у девки сдали.

Женя подошел к стоящей на плите кастрюле и осторожно заглянул под крышку. В нос тут же ударил насыщенный запах овсянки на молоке. Каши тетя Ира наварила от души, литра так два с половиной, а по центру плавал исполинский кусок сливочного масла. Женя подцепил немного ложкой и аккуратно попробовал так, словно это был кокаин. Овсянка оказалась не только невероятно жирной, но и безобразно сладкой – неудивительно, что Юля не стала ее есть. Тете Ире еще повезло, что в пылу гнева ей не надели кастрюлю на голову.

– Эм… Юля не ест такую пищу, – как можно деликатнее заметил Женя.

– В смысле – такую? – тетя Ира свела брови. – Это же овсянка. Лера сказала, что она каждое утро ест овсянку.

– Да… на воде, без сахара… и без масла. Она не ест быстрые углеводы вместе с жирами, – попытался пояснить Женя, но осекся, увидев выражение тотального непонимания на лице тети.

Тетя Ира была ветеринаром и прекрасно знала, что такое быстрые углеводы, но принципиально не признавала никакие ограничения в питании. Она обладала неукротимым шилом в жопе и завидным метаболизмом, поэтому никогда не выходила за пределы сорок восьмого размера. Отец говорил, что если бы она хотела, то влегкую подготовилась бы к соревнованиям в фитнес-бикини за пару месяцев, но ей это было более чем неинтересно. Себя она любила и считала красавицей в любом виде, вдобавок искренне верила, что для хорошей формы надо больше двигаться, а диеты лишь ведут к анорексии, причем сразу.

– У них в студии сейчас утверждаются главные роли, она должна сохранять определенный вес, если не хочет оказаться в кордебалете… – робко промямлил Женя, пытаясь не скукожиться под давлением испытывающего взгляда тети. Юля, как и все в семье, была высокой, не чрезмерно, но самой высокой в группе, а следовательно, тяжелее остальных, и это играло против нее. И Женя, и родители, и сама Юля прекрасно понимали, что балет выживает тех, кто не подходит по росту, и этому могут противостоять лишь немногие таланты, но Юля с невероятным упорством год за годом пробивала себе дорогу в число этих немногих.

– Этот ее балет, – тетя Ира закатила глаза, – я так радовалась, когда она ушла из академии, думала, что ребенок наконец-то перестанет себя изводить… но нет, теперь эта студия дурная с педагогами-имбецилами!

– Ей нравится. И у нее получается. Она с детского сада у станка вкалывала, чтобы в последний момент променять призвание на кашу с маслом?! – Женя не заметил, как начал заводиться. – Ей сейчас и так нелегко, она хочет танцевать этого сраного лебедя, так пусть танцует. Это ее мечта. Целеустремленности у нее хватит, но только не надо ей палки в колеса ставить!