Наталья Александрова - Месть через три поколения

— Стихи, — ответила девочка, удивленно моргая. — Мне к уроку стихотворение нужно выучить.

— Понятно, — кивнула библиотекарша. — А какое именно стихотворение? В его собрании стихи занимают пять томов.

— Так много? — искренне удивилась Филимонова. — Когда он столько успел написать?

— А он телевизор не смотрел!

— Я телевизор тоже не смотрю, только Интернет! А все равно ничего не успеваю.

— У Некрасова Интернета тоже не было!

— Что, правда? — Девочка смотрела с явным недоверием. — А как же он жил?

— Ох, Филимонова, — вздохнула женщина, — трудно с тобой. Так какое же стихотворение тебе нужно?

— Это, самое знаменитое, где крестьянин, торжествуя, чего-то там обновляет…

— Филимонова! — Библиотекарша схватилась за сердце. — Такого я даже от тебя не ожидала!

— А что такое? — Девочка испуганно метнулась к зеркалу, быстро осмотрела себя. — Вроде у меня все в порядке.

— Внешне да, — строго проговорила Валентина Федоровна, — но вот внутренне…

— Это вы о чем?

— Это я о том, что путать Пушкина и Некрасова для грамотного человека совершенно недопустимо!

— Пушкина? При чем тут Пушкин? Пушкина мы проходили: «Буря мглою небо кроет…»

— Ох, Филимонова! Пушкин не только это написал, он еще, кроме всего прочего, написал роман в стихах «Евгений Онегин», энциклопедию русской жизни.

— А я знаю, — оживилась девочка, — в главной роли Райф Файнс. А при чем здесь стихи Некрасова?

— Боже мой! — Библиотекарша воздела глаза к потолку. — При том, Филимонова, что «Зима, крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь…» — это стихи Пушкина, начало второй строфы пятой главы романа «Евгений Онегин».

— Не может быть, — строго возразила Филимонова. — Вы что-то путаете, Валентина Федоровна. Это точно Некрасова стихи. Нам учительница говорила, что Пушкин писал про дворянскую интеллигенцию, а Некрасов — про крестьян. А здесь как раз про крестьянина.

— Филимонова, — посуровела библиотекарша, — настаивать на своих заблуждениях — это не просто глупо, это… — Она не могла найти слов от возмущения. Вместо этого встала и направилась к книжным стеллажам, чтобы найти и предъявить недоверчивой Филимоновой гениальный пушкинский роман.

Она подошла к стеллажу, нашла знакомую полку, где стояли аккуратные коричневые тома Пушкина.

Точнее, должны были стоять. На том месте, где полагалось быть любимому восьмитомнику, зиял пробел. А на пустой полке лежали два каких-то странных круглых предмета.

Валентина Федоровна надела очки.

И уставилась на полку в совершенном изумлении.

На месте пушкинских томов лежали два небольших белесых шарика. Они были немного выпачканы красным, а в центре каждого шара имелось круглое голубоватое пятно с черным кружком в центре.

И тут Валентина Федоровна поняла, что это такое. Она сама удивилась, как быстро до нее все дошло.

Перед ней на полке лежали человеческие глаза.

Не какая-то дурацкая поделка, которую подсунул злой шутник. Нет, Валентина Федоровна сразу поняла, что это настоящие человеческие глаза, и эти глаза смотрели на нее. Прямо в душу.

Библиотекарша схватилась за сердце и мягко сползла на пол.

— Валентина Федоровна, что с вами? — всполошилась Филимонова, увидев упавшую женщину. — Вам плохо? Так это все-таки оказался Некрасов?

И поскольку библиотекарша не отвечала, сообразительная Филимонова заверещала не хуже пожарной сирены:

— Спасите! Помогите! «Скорую»! Валентина Федоровна умирает!

— Вы куда? — На пути у Шефа и Инги встал здоровенный парень в черной кожаной куртке, похожий на персонажа бессмертного сериала «Улицы разбитых фонарей». — Библиотека закрыта.

— Позови Семенова! — проговорил Шеф, как всегда, негромко, но в его голосе было что-то такое, что полицейский тут же без лишних слов бросился выполнять.

Через минуту на пороге библиотеки появился высокий мужчина средних лет с мрачным лицом. Вдоль крыльев носа к подбородку пролегли две глубокие морщины. Увидев Шефа, он вздохнул:

— Явился не запылился.

— Ты мне должен, Петя, — строго проговорил Шеф.

— Ладно, — Семенов безнадежно махнул рукой, — заходи, посмотри, только недолго. И моим ребятам не мешай. И еще — ничего не трогать на месте преступления, ничего не фотографировать. Иначе у меня будут неприятности.

— Я понимаю. — Шеф кивнул.

— А девушка с тобой? — Семенов оглядел Ингу неожиданно острыми глазами.

— Со мной. — Шеф вошел в библиотеку, поманил за собой Ингу.