Наталья Александрова - Месть через три поколения

— Так и надо, Рустем, так и положено! Весь мир, Рустем, на уважении держится! — веско проговорил Степаныч и покинул магазин.

— Василий, ты мясо не забыл? — донесся из кухни трубный голос, способный разбудить мертвого.

— Не забыл, Нина Ивановна, не забыл! — отозвался лейтенант с нехарактерной для него робостью.

Дело в том, что трубный голос принадлежал его теще.

Лейтенант Василенко, более известный в узких кругах как Степаныч, был человек суровый и бескомпромиссный. Он умел внушать страх одним движением своих кустистых бровей, одним взглядом своих небольших, близко посаженных глаз, одним выражением своего широкого лица. Его боялись подчиненные и подопечные, его боялись владельцы малого бизнеса на подведомственной территории и мелкие правонарушители, случайно попавшие в поле его зрения. Его боялись даже некоторые сослуживцы. Но сам Степаныч боялся только одного человека на свете — свою тещу Нину Ивановну.

Теща его была женщина крутого нрава и могучего телосложения. От одного звука ее голоса у лейтенанта начинали постыдно дрожать колени, а на затылке выступала испарина.

— Не забыл, Нина Ивановна, — повторил Степаныч. Он проследовал на кухню и протянул теще увесистый пакет. — Очень хорошее мясо, специально для вас выбирали.

— Ну-ну. — Теща взвесила пакет на руке. — Вижу, что много, а хорошее или нет — это мы сейчас посмотрим. Сказать-то можно что угодно, а верить никому нельзя.

Она вытащила из пакета пергаментный сверток, положила его на стол и аккуратно развернула.

В ту же секунду глаза ее полезли на лоб, и Нина Ивановна издала высокий дребезжащий звук, нечто среднее между звоном разбитого хрустального бокала и визгом ошпаренного поросенка. Степаныч за долгие годы совместной жизни никогда не слышал такого звука от своей монументальной тещи.

— Что случилось, Нина Ивановна? — проблеял он, покрываясь холодным потом и предчувствуя худшее.

Теща пыталась что-то сказать, но могла только хрипеть, сипеть и кашлять. Наконец она нашарила стакан с холодной водой, выпила его одним глотком и вновь обрела свой могучий голос.

— Что случилось? — проревела она, с ненавистью глядя на побледневшего зятя. — Ты еще спрашиваешь, таракан запечный? Это у тебя шуточки такие? Это ты мне на мои собственные именины такой подарочек преподнес, чтобы мне устроить инфаркт внутренних органов и освободить от меня жилую площадь? Не надейся, червяк голопузый, я еще тебя переживу! А за свое издевательство над беззащитной женщиной ты ответишь по всей строгости закона!

С этими словами она сняла нарядный передник, швырнула его на пол и проследовала в свою комнату, топая, как слон.

Проводив тещу испуганным взглядом, Степаныч осторожно приблизился к столу, чтобы увидеть своими глазами, что же привело ее в такую ярость.

В первый момент он не поверил глазам.

На мятом пергаменте лежали две бледных, давно не мытых волосатых ноги.

Две человеческих ноги с кривыми желтыми ногтями.

Степаныч зажмурился, решив, что у него видения от некачественного алкоголя. Затем, немного выждав, снова открыл глаза.

Ноги никуда не делись. Приходилось признать, что это не галлюцинация, а самая настоящая неоспоримая реальность. А за всякое реальное явление кто-то должен ответить. В данном случае виновные были очевидны.

— Что?! — выдохнул Степаныч, багровея и глядя на злополучные ноги так, как будто это были не две ноги, а два брата Ниятдиновы. — Это так вы свое уважение показываете? Я к вам по-человечески, а вы… Ну, Рустемка и Ахметка, вы еще пожалеете, что со мной связались! Вы у меня кровавыми слезами плакать будете!

В это время братья Ниятдиновы обслужили последнего покупателя, отпустили Саида и переглянулись.

— Пора, — сказал Рустем, снимая свой заляпанный кровью передник. — Поедем и избавимся от этих ног. А то, пока они тут, у меня сердце не на месте.

— Поедем, — согласился Ахмет, который всегда и во всем полагался на мнение старшего брата.

— Куда ты их положил?

— Вон там на полке.

— На полке? — в глазах Рустема мелькнуло легкое беспокойство. Он проследовал в подсобку, потянулся к полке и снял аккуратно завернутый пакет. Пакет показался ему подозрительно легким.

— На этой полке? — на всякий случай спросил он у брата.

— На этой, на этой! — ответил Ахмет без тени сомнения.

— Это точно они? — переспросил Рустем. Беспокойство в его душе вот-вот грозило перерасти в страх.

— Они, они, чему же еще быть, — закивал Ахмет.