Александр Борун - Письма из замка дракона 1/3

А может, лучше пусть не знают? Если ОКАЖЕТСЯ, что всех, кто тут живет, рано или поздно съедает дракон, каково им будет сначала узнать вдруг, что я жива, а сразу затем снова потерять? Но тогда тем более нужно напоследок пообщаться. Я бы им написала, если ты разрешишь. Тебе, брат, лучше всех известно, как я тебя уважаю и тебе доверяюсь.

Я НАПИСАЛА БЫ, ЕСЛИ БЫ БЫЛО МОЖНО, ТАК:

Не знаю, папенька и маменька, были ли вы позавчера, одиннадцатого числа марта месяца, на площади, если были, то видели, наверное, как прилетел дракон. Но если нет, я расскажу. Только помните все время, что все кончилось ХОРОШО и не пугайтесь. Все время помните!

Я-то, конечно, тогда не знала, что все кончится хорошо, и тряслась так, что, казалось, столб дрожал. Ну, может, сам столб и не дрожал, но позвякивание цепей я СЛЫШАЛА! Правда-правда!

От телеги меня давно отвязали, к столбу примотали цепями – веревки ведь могут сгореть. И это было особенно страшно. Из-за того что как раз такие вот незначительные детали все время напоминают, что это не кошмарный сон, а ВЗАПРАВДУ.

Помост делается по-разному, и этот был сделан очень неудачно для меня: вы видели, если были там, что посреди деревянной платформы, которая должна была сгореть вместе с дровами, возвышалась каменная площадка. И уже из нее торчал столб. Я залезла на площадку – Палач помог, а то у меня ноги подгибались – после чего он залез туда же с другой стороны столба и стал на меня наматывать цепи. А я только головой вертела. Я СРАЗУ поняла, что при таком костре он уже не сможет потихоньку меня придушить, скрываясь в дыму, из-за того что ему ко мне на этом возвышении незаметно не подобраться, когда костер будет гореть. Только отодвинув дрова – а то он сам сгорит.

Обычно, я слышала, Палач именно это обещает, чтобы осужденный не мешал ему приковывать его, ведь руки у Палача при этом заняты и можно доставить ему много неудобств, размахивая руками и ногами. Другое дело, что если признания осужденного добивались пытками, то он не очень-то сможет чем-нибудь размахивать, но тогда его придется все время поддерживать, чтобы не падал. Но это СОВСЕМ не мой случай, так что не знаю, почему я про это вспомнила.

А, вот почему: я тогда, помню, подумала, что если осужденный и так еле живой, он может и не заметить, что жизнь его вот-вот закончится, и не так боится, как я, так что это еще неизвестно, как сжигать людей БОЛЕЕ по-доброму, сразу, как меня вроде как хотят, или после пыток.

Палач тоже понял, что в костре до меня не доберется, и понял, взглянув на меня – я как раз голову повернула и встретилась с ним взглядом… если можно назвать взглядом прорези в красной маске… – что я это поняла, и даже не стал ничего обещать. Но я не стала мешать ему возиться с цепями, стояла смирно. Рассказывают, что так же было с Жанной Девой. Я задумалась, причем даже забыла на минуту бояться, а что в результате обо мне подумают? Ведь обо мне никто ничего не знает, не то что о ней. То есть нет, знают, конечно, городок-то у нас маленький, но никто не знает ничего такого, героического. Это не значит, что мне нечего было бы рассказать при случае. Но то БЫЛО БЫ, а не БЫЛО. Конечно же, подумают, что я не просто под угрозой пыток признала, что я ведьма, но что признала это искренне, раскаиваюсь, сама хочу, чтобы меня сожгли, принимая в рассуждение этим заслужить прощение на том свете…

А впрочем, подумала я, не все ли мне равно, теперь-то, что обо мне подумают те, что пришли НАСЛАЖДАТЬСЯ моими мучениями?! Но, подумав так, я опомнилась, осознала течение времени и снова стала трястись и звенеть цепями, как привидение в замке у какого-нибудь аристократа. Только вот на площади разве бывает, чтобы кто-то стал привидением?

О времени напомнил мне малый колокол, прозвонивший полдевятого, а костер собирались поджечь в девять, ровно с девятым ударом большого колокола! Уже в девять! Говорят, когда человек умирает не очень быстро, например, тонет, перед его глазами проходит ВСЯ его жизнь. Хватит ли мне на это оставшейся половины часа? Или хоть чтобы вспомнить все хорошее? Вашу заботу, маменька и папенька? Или это выдумки, насчет всей жизни? Вообще-то, нужно, наоборот, вспоминать свои грехи и каяться. А для этого времени хватит? Не думаю, что можно будет что-то вообще вспоминать в пламени костра, хоть хорошее, хоть плохое!

Пока же двое священников что-то читали, то один, то другой, то одновременно, мне и толпе. Но я ни слова не могла разобрать. Говорят, на миру и смерть красна, так это ужасное ВРАНЬЕ! Простите, что я так некрасиво выражаюсь. Я стояла, прикованная к столбу и обложенная дровами, тряслась и ревела, рыдала и дрожала. Нет, я не в силах это вспоминать, ужас вновь охватывает. Все было такое настоящее, а Палач в красной маске был такой страшный, что я испугалась, что ты меня обманул и на самом деле сожгут. Просто невозможно представить, что чувствуют на моем месте другие, которых…