Луиза Дженсен - Свидание

– Я не могу пойти на свидание, – возразила я, имея в виду «не хочу».

– Ну что такого может случиться? – спросила Крисси, и, прежде чем я начну перечислять, добавила: – Вдруг встретишь НИЗОЧ?

– Кого-кого? – Я накладывала на тортилью кусочки помидоров с болгарским перцем.

– Накачанный и загорелый с огромным…

– Угомонись!

Я со смехом наполнила бокалы. Мы уставились в телефоны и следующие несколько часов обсуждали, что Энди, тридцати двух лет, «любит встречаться с новыми интересными людьми» («Трахает все, что двигается», – прокомментировала Крисси), а Льюис, тридцати пяти, не указал род занятий («Безработный», – заявила Джулс).

Я чуть дольше обычного изучала профиль мужчины, который любит домашнее жаркое, собак и рыбалку.

– Скукота! – объявила Крисси.

А мне показалось, что он нормальный. Нестрашный. Мысль о свидании с незнакомцем наводила ужас.

– По-моему, он добрый…

Джулс отобрала у меня телефон и послала ответ, хорошо зная, что я этого ни за что не сделаю. Мой новый образ одинокой женщины двадцати восьми лет обрел конкретные очертания.

Сейчас я очень жалею, что она это сделала. Крепко вцепляюсь в одеяло и пытаюсь не шевелиться. Притворяюсь спящей и вслушиваюсь, стараясь уловить движение или дыхание. Слышу только чириканье птицы за окном, очень громкое чириканье. Сколько я вчера выпила? Еще никогда так не болела голова. Я была за рулем; думала, если ограничусь лимонадом, то сохраню спокойствие и не наделаю глупостей. Мимолетно задаюсь вопросом, где оставила машину. Около «Призмы»? Все перепуталось. Я выбрала «Призму», решив, что бар в центре города – по крайней мере, очень людное место. Хотя не совсем в моем вкусе. Я бы предпочла сельский паб, но лучше обойтись без намеков на романтику. С трудом сглатываю. Горло саднит, и, когда я надавливаю пальцами на шею, больно, как от синяков.

Несмотря на мягкость древнего матраса, который просел под моей тяжестью, ноет плечо. Легонько трогаю его, ощущая кончиками пальцев шероховатость и липкость. С трудом разлепляю ресницы, которые склеились от туши. Сквозь занавески пробивается солнечный луч, и гостевую комнату в доме Крисси, куда я переехала после расставания с Мэттом, заливает мягкое янтарное сияние.

Я сажусь, и голова у меня словно взрывается. Осторожно касаюсь рукой. Шишка. Я что, упала? Вполне возможно. Я всегда была неуклюжей, так и не научилась толком ходить на каблуках. Бережно трогаю ушиб. Волнами накатывает тошнота, кажется, что я падаю. Быстро опускаю руки, чтобы удержать равновесие, и замечаю…

Они красные!

Поднимаю ладони к глазам, изучаю их, точно вижу впервые, и медленно переворачиваю. Пальцы в крови, вокруг ногтей запеклась бордовая корка. Наверное, от раны на голове. Неудивительно, что мне так паршиво. Взгляд скользит по запястьям, и я с тревогой обнаруживаю небольшие круглые отметины. Трогаю правое предплечье. Четыре синяка от четырех пальцев? По размеру они крупнее моих, и, перевернув руку, я нахожу еще один, от большого пальца. Меня удерживали силой. Становится страшно. Оглядываюсь, убеждаясь, что я в комнате одна. Почему я ничего не помню?

Откидываю одеяло и опускаю ноги, как будто собираюсь сбежать. Я пошевелилась слишком быстро. Кажется, матрас подо мной колышется. Закрываю глаза и жду, пока пройдет слабость. В голове работает отбойный молоток. Медленно окидываю взглядом комнату, ища среди своих скудных пожитков что-то необычное. Одежда раскидана. Лифчик болтается на ручке платяного шкафа, колготки скомканы под стулом, на котором кучей навалено белье для стирки. В комнате бардак, но это нормально. Никаких признаков посторонних, на соседней подушке нет характерных вмятин. Провожу рукой по простыне. Холодная.

Шарю по тумбочке, куда – независимо от степени подпития – неизменно бросаю телефон. Обычная мешанина: монетки, носовые платки, журнал «Мари Клер», «Самоучитель по свиданиям» из серии «Божья коровка для взрослых», который мне купила Крисси, – книжка должна была меня повеселить, но кое-какие страницы заставили проливать слезы… А телефона нет. Где сумка? На стуле не вижу. Аккуратно встаю, но даже при моей черепашьей скорости комната кренится, пол уходит из-под ног, я спотыкаюсь и тяжело падаю. Наворачиваются слезы. Сижу, потирая ссадины на коленях.

Тянусь вперед, чтобы собрать вчерашнюю одежду. Теплое зимнее пальто – мокрое и перепачканное. По крайней мере, это объясняет кислый запах. Бутылочно-зеленое платье без бретелек порвано по шву. Кремовый шарф забрызган грязью; перчатки того же цвета исчезли, как и черные туфли-шпильки с серебристыми бантами. Раскручиваю колготки – затяжки и дыры. Слезы текут ручьем, я рыдаю навзрыд и не могу остановиться.