Надежда Лустина - Не молчи

14 ноября.

Вероника неделю не ходила в школу. Сегодня пришла какая-то странная. Она всегда была странная, но в этот день особенно. Всем улыбалась, а Димке даже подмигнула. Наташка её не задирала. Очень странный день.

20 ноября.

Я не могу поверить. У меня до сих пор стоит это всё перед глазами. Тётя Катя, наша уборщица, прямо на уроке влетела в класс. Она кричала, что Вероника висит в подсобке. Математичка не поняла, как она висит. А тётя Катя как заорёт, мол, совсем мёртвая висит. Все наши побежали туда.

Вероника, правда, висела. Она повесилась. А на груди была табличка: «Я вас всех ненавижу!»

Это ужасно.

23 ноября.

Хоронили Веронику. На её маму было страшно смотреть. Оказывается, Вероника была её единственной дочерью, которую она воспитывала одна. Когда мы пришли на похороны, мама Вероники на нас посмотрела и как закричала, чтобы мы убирались вон. А ведь она права.

10 декабря.

К нам приходил следователь. Всех допрашивали в присутствии психолога. Наташка велела нам не говорить про видео. Тварь она. Это из-за неё всё случилось.

17 декабря.

Был классный час. Говорили про травлю в школе. Училка сказала, что есть статья, доведение до самоубийства, уголовно наказуемая. Но я же ни в чём не виновата. Я же не травила Веронику. Это всё Наташка с Димкой.

5 января.

Снилась Вероника. Она висела на верёвке и смеялась. Бабушка говорит, что надо пойти в церковь и поставить свечку. Почему она мне снилась? Я же ни в чём не виновата. Не виновата! Не виновата! Не виновата!

Алина Арбузова @arbuzovaalina

– Алька, сегодня Горшилу идём бить после четвёртого урока.

Делаю вид, что не слышу – копаюсь в портфеле, низко склонив голову. «Горшило-Горшило, что же ты такой невезучий: очкарик, двоечник, голос противный, дрожащий. Да одна фамилия – Горшков – чего стоит», – проносится в голове.

И что с тобой делать… Наталья Николаевна, наша учительница, блондинка, почти Снегурочка, всё прекрасно знает. Ну, развлечение такое у ребят – двоечника после школы потолкать, пообзывать, постращать немного. Сам виноват! Учиться лучше надо и постоять уметь самому за себя. Короче, Наталье Николаевне дела нет, она замуж собралась, жених приходил, на уроке у нас даже сидел, она смущалась. Сам, Горшило, выпутывайся. Да разве ты сумеешь… Выхожу из класса. Иду по коридору, как первый раз, всматриваюсь во все закутки. О, откуда тут эта дверь? Понимаю, что многого раньше не замечала. Нужен запасной выход. Вот он, на случай эвакуации. Ключ. Где взять ключ? Охранник, как всегда, на месте. У него просить ключ бесполезно – цербер. В туалет отошёл бы на пару минут, мне бы хватило. Бегом в столовку. Блин, дежурные: «Не бегать!» А ещё что мне не делать, не подскажете, а то я сама не знаю.

Ладно, иду. Покупаю стакан компота. Нет, два. И обратно. Охранник.

– Дядя Володя, компотика не хотите? Купила в столовке, а выпить не успеваю, звонок уже скоро.

– Угощаешь? Ну, спасибо. Заботливые ученики у нас какие.

Выпивает залпом стакан, тут же второй. Я отхожу в сторонку. Жду. Как раз большая перемена. У него ещё десять минут на то, чтобы захотеть в туалет и оставить на минутку пост. Семь минут, пять минут. Похоже, зря старалась, стойкий оловянный солдатик.

Так, у Горшкова шансы тают, не хочет охранник в туалет, и всё тут. Туалет… Туалет… Да! На первом этаже женский туалет выходит окнами во двор. Ну и что, что женский. Через окно вылезет и бегом домой. Пусть стоят возле крыльца, ждут. Понятно, хочется поржать, потолкать, попихать, посмеяться над чучелом очкастым.

– Горшков, тебя сегодня бить будут, – говорю негромко. – После уроков выйдешь чуть позже, чем все, иди за мной, выведу на задний двор.

Молчит, глаз не поднимает. Горшило, заори! Прямо сейчас встань и заори: «Уроды! Сволочи! Гады!» Хлопни дверью, уйди посреди урока, не молчи…

Нет, это я веду себя, как сволочь и предатель. Мне верят, а я предаю своих же, закладываю, сдаю их Горшкову, позволяю ему сбежать.

– Войкова (это я), отвечай с места, какой ответ?

«А какой урок?» – хочу спросить я. Реально не до учёбы мне сейчас.

Звонок, шум, гам, класс пустеет, все скорее из духоты – на улицу, на свободу.

– Иди за мной, Горшков. Делай, что говорю.

Блин, в туалете девчонок полно. Суетимся неподалёку, тянем время. Звонок. Туалет пустеет. Наконец-то! Никого.

– Быстрее давай!

Чёрт, окно забито. Хлипким гвоздём, но забито. Чтобы не курили, выдыхая дым на улицу. Дёргаю раму что есть силы. Стекло бы не выбить, этого только мне не хватало.