– Где? – спрашиваю я.
Она уже занесла руку для удара. Маленькая девочка семи лет, ещё даже не наученная, как следует ухаживать за собой, с серыми от грязи лиловыми лентами, вплетёнными в её растрёпанные косички. Эта девочка – моя подружка, собирается убить меня, понимаю я. Монотонное кваканье лягушек под мостом прерывается, и я чувствую это – как её маленькая ножка в грязно-жёлтых туфельках, которые она так любила, спотыкается о деревянный настил. Теперь она летит на перила лбом, словно бык на красную тряпку. Затем глухой удар. Она даже не вскрикнула, но разжала руку. Я вижу, как катиться по мостику камень, медленно, словно время пытается остановить его падение. Камень, которым она собиралась пробить мне голову. Зачем!??? – громко думаю я, и оно снова приходит. Я не могу остановить тот камень, но могу сделать больно и делаю. Слышу хлопанье внизу под мостом. Думаю – что за звук? Потом понимаю. Это полопались лягушки. Я не люблю лягушек. Я оставляю её там, на мосту. Она мне больше не нужна. Не хочу. Предательница.
Шагаю широко, прямо по лужам и замечаю лисицу на дороге, не успев пройти и десятка метров. Не шевелиться. Как будто бежала куда-то и сдохла. Останавливаюсь и разглядываю её пушистый мех. И ещё живые глаза. Кажется, жизнь в них ещё не совсем угасла. Она будто смотрит прямо на меня. Потом ощущаю их. Их пятеро и они мертвы, как и их мать, но я ещё могу чувствовать их присутствие. Лисята. Это я сделала с ними – понимаю я. Смотрю вперед и осознаю, что убила пол леса. Дрянь! Это она во всём виновата.
Записка 4. То, как я помню мать. Хоть она и совсем другая.
Очень редко, но все же, мне снится сон, в котором я всё ещё маленькая девочка со светлыми непослушными волосами. Моё тело буквально поглощено ароматом цветов, растущих на поле рядом с домом. Не на том, что рядом с кладбищем, я не его имею ввиду. На том сейчас, как и тогда, воняет только сырой землёй и глиной. Но на том поле, что за нашим домом, я лежу на спине и чувствую тепло исходящее от земли. Чувствую, как по моим рукам и ногам ползают маленькие, словно бы и не настоящие вовсе, чёрные муравьи и всякие букашки. Но не только это ощущаю я в своём сне. Мамины руки нежно гладят мои непослушные волосы, зарываются в них снова и снова. А я смотрю, как по небу, словно стадо ватных коров ползут облака. Она любит меня в те минуты, всем сердцем. О да, любит. Я знаю это, не только из-за её искрящихся счастьем глаз, но и потому, что вокруг её головы, (не моей, именно её головы), кружатся, сверкая золотисто-голубыми крылышками стрекозы. В том сне, её не терзают секреты и страх. В том сне она не невротичка вовсе, погубившая детство своей дочери. Она просто мама и она меня любит.
Я не хотела быть такой. Никогда не хотела. Любовь к ней – это всё, что жгло и согревало меня все эти годы, хоть я и забыла, как она выглядит и где она живёт. Не поверите мне наверно, но я люблю её и сейчас. До сих пор мечтаю вновь ворваться в её мозг, обнять её впервые в жизни, ведь я так этого и не сделала, а затем вытрясти из неё весь дух, задавая лишь один вопрос: За что?
Записка 5. Разрисованный синими астрами портфель.
В один из вечеров, мама собрала все синие ручки, что только смогла найти в доме, положила их на стол в гостиной, почиркала на коленке, проверяя, пишут ли они (странная привычка), смочила слюной палец, стёрла, оставив красное пятно на коже. Потом долго рылась в кладовке и наконец, выудила из-под груды хлама старый портфель. Она просидела в гостиной на стуле под тусклым светом сорокавольтной лампочки пол ночи, а наутро я узнала, что мне пора идти в школу.
Мою учительницу звали Галина Николаевна, и она мне сразу не понравилась. Уже тогда, ее маленькие свинячьи глазки смотрели на класс строго, равнодушно. Мне очень тяжело давалась учёба. Может, у меня был ненормальный склад ума, а может, дело в том, как она доносила до меня материал. И вообще тогда много чего в моей голове отвлекало меня от учёбы. Я ни слова не понимала из того, что она пыталась рассказать нам. Словно говорила она по-турецки. Часто откашливалась, подставляя кулак ко рту, и тяжело сопела. Вначале она относилась ко мне снисходительно, как и ко всем детям в равной мере. Местами с пониманием и даже показной заботой. И какое-то время, она занималась со мной и ещё с парочкой отстающих от программы детей сверхурочно. По собственной инициативе, так сказать. Я никогда не верила ей и всегда считала, что здесь кроется какая-то подоплёка. Думаю, она пыталась произвести впечатление на взрослых или добивалась повышения зарплаты. В любом случае ничего у неё не вышло.
Читать дальше