– Что вы делаете?!! – прошипел мичман. – Нельзя туда!
– А вы не шумите, – бросил ему лейтенант, ступая за дверь.
Мичман затих, но бросать своего товарища не собирался. Так они мелкими шажками по балкону вдоль закрытых дверей прокрались до той самой лестницы, которая спускалась в колодец внутреннего двора. Распевание хора становилось яснее. Это были мужские голоса, нараспев произносящие фразы, смысл которых гости разобрать не могли.
– Не по-гишпански поют. Местный их язык, кечува называется, – снова прошептал мичман. Он крался за спиной высокого лейтенанта, озираясь и прижимаясь к стене, как перепуганная белка к стволу дерева. Двор был открытый, и солнце жгло немилосердно. – Ох, не к добру это наше выступление!
Подольский не слушал. Он перегнулся через перекладину лестницы и застыл. До слуха донеслись отчетливые испанские слова «ле мато, ле мато» («убили, убили»). Голос детский, болезненно сиплый. «Экьен?» («Кто?») – отвечал тому голос хозяина. «Хэнте… хэнте» («Люди, люди»). Лейтенант рысью сбежал вниз. Там, откуда доносились голоса, под лестницей возвышался алтарь, обставленный отнюдь не святыми мощами, а черепами, странными статуэтками и множеством предметов, которые смело можно было назвать колдовской утварью. Плети, камни с непонятными знаками, хвосты, черепки и кости, чаши, наполненные смесями и дымящимися благовонными травами. Алтарь окружали люди с шестами. Они стояли, тихо напевая и постукивая нижними концами шестов о песчаный пол. Стук этот был мягким и ровным, как биение сердца. Глаза гостей были прикованы к фигурам перед алтарем: стоящему на коленях шаману и лежащему перед ним мальчику лет шести. Ребенок явно был европейцем, но столь смуглым, что выгоревшие волосы его, казалось, сияли облачным светом. Он метался в бреду и отрывисто бормотал: «Кон еспальдас… дос сеньерес… лемато эль виехо… кон еспальдас… эста муэрто…» Хозяин удерживал его рукой и тихо вопрошал: «Пуэдес вер а сус карас?» Мальчик стал задыхаться.
– О чем они говорят? – обернулся к Каморкину Подольский.
– Об убийстве, – мичман побледнел. – Кажется у ребенка очень страшные сновидения…
Не слушая далее, лейтенант бросился к алтарю, резким жестом оттолкнув шамана. Тот вскочил на ноги и воззрился на молодца. Люди его перестали бить шестами, но вместо сопротивления отдалились к ветхим стенам. Шаман заговорил, мичман начал переводить.
– Вы должны были ждать…
– Чтобы вы замучили ребенка насмерть?!! – возмущенный уравновешенным голосом хозяина перебил лейтенант. – То, чем вы занимаетесь, колдовство и чернокнижье! Я должен забрать мальчика с собой, и, если вы попытаетесь преследовать нас, я обращусь к местным властям. Думаю, инквизиция заинтересуются вашей сектой!
С этими словами Подольский подхватил спящего мальчика на руки и бросился к раскрытым дверям. Мичман только и успел перевести все, что выпалил местному шаману лейтенант, а заодно извинился и спросил, где выход на улицу. Хозяин указал на восточные ворота. Старик, краснея и раскланиваясь, побежал за лейтенантом. Шаман мрачно глянул им вслед. Вдруг он сжал ладони в кулаки и закрыл глаза. Его губы зашевелились, тело напряглось и выпрямилось. Под кожей стали видны тонкие нити вен. Над головой шамана на куполе арки медленно собиралась тень. Она тяжелела, принимая черты огромной черной птицы.
– Великий Путник, – на языке, который могла понять только растущая фигура, промолвил шаман, – я освящаю твой путь, будь моими глазами, следуй за ними.
Он распахнул глаза, вглядываясь туда, где дымилась пылью пустыня, потревоженная уносившимися в экипаже гостями. Птица, великая и зловещая, соскользнула с арки и распрямила крылья, бросив непроницаемую тень над пустыней. В несколько взмахов она набрала высоту и пустилась в ту сторону, где исчезли беглецы.
Путь их лежал по берегу океана, вдоль мыса с крутым обрывом. Изможденная жарой и безводной пустыней четверка лошадей тянула экипаж с тремя седоками и провизией на три дня, следуя линии крутого побережья. Мальчик не просыпался.
– Может, он того, – сказал мичман, сидя на облучке, – опоен.
– Был бы опоен, от него несло бы вином или еще чем, – проворчал Подольский, похлопывая спящего по щекам сухими ладонями.
– Не, то, чем они дурманят, запаха не имеет. Отвар такой у них есть из всяких листьев, смешное такое название имеет…
– Вы это видели? – вдруг крикнул лейтенант – Оглянитесь!
Мичман оглянулся, все еще вспоминая название отвара.
Читать дальше