Натали Варгас - Cave canem, или Осторожно, злая собака. Книга первая

– Молчать, паскюдь! – рявкнул Бакхманн. Он терял хорошее расположение духа.

– Насколько я знаю, одинокие волки, вроде вашего хозяина, обладают известной ненасытностью в отношении к удовольствиям с такими вот курочками, – с этими словами дворецкий сдернул сеточку с волос Пелагеи, сорвал фартучек и стянул рукава с плеч. – Ты, ненаглядная, кофей барину неси и не вякай, ежели он еще и потискать тебя пожелаеть. А ежели вякнешь, то я к его плетям приложу еще двадцать палок. Собственноручно… Ню-ню, не бойся, – удовлетворенно добавил он, видя на лице девочки испуганное послушание. – Иди. Барин тебя оценит.

Пелагею пихнули к дверям. Под хохот Бакхманна и жалкие взоры Митрофана с Катей та, еле удерживая поднос, направилась к барским покоям. Поднялась по лестнице, ужасаясь тому, как пронзительно стучала чашечка на расписном блюдце. Чашечка была пуста, оттого, видно, и тряслась. Ливрейный лакей, окинув ее странным взором, буркнул: «Его сиятельство в библиотеке», отворил и неслышно закрыл за ней массивную дверь. В библиотеке? Девочка постояла в полумраке проходной залы. Что-то волнение стало подкрадываться к горлу, а там и в животе как-то нехорошо становилось. Муторно. Прошла вперед к свету ламп. Приемная кабинета. Снова открытая лакеем в ливрее дверь. Вот и проходная из приемной в библиотеку. Надо бы идти, а страшно. Очередная дверь с лакеем. Она пыталась заглянуть им в глаза. По ним-то многое о хозяине сказать можно. Одежда, манеры… Высоченные! Она прошла в отрытую дверь библиотеки и застыла. Дверь за ней медленно затворилась. У входа возвышалось каменное изваяние Шарапы.

– Вот кофейку, барин просили, – пролепетала Пелагея и присела в книксене, оглядываясь на гиганта. – Прошуте.

– Замечательно, на столик кофейный поставьте, – откликнулся маркиз де Конн откуда-то издалека.

Он был занят, сидел в самом углу перед маленьким английским письменным столом между книжными шкафами, низко склонившись над какой-то книгой.

На «кофейный столик»? Пелагея растерянно осмотрелась. Библиотека была огромна и настолько плотно уставлена всевозможными, еще не разобранными сундуками, ящиками и коробами, что столик, какой бы он там ни был, с высоты ее глаз увидеть не представлялось возможности. Пелагея заволновалась. Поднос быстро тяжелел. Чашечка предательски затряслась.

– Столик здесь, рядом со мной, – донеслось из маркизова угла.

Ах, ну да, там, по левую сторону от него, возвышался довольно низенький, на кривых ножках резной столик с мраморной столешницей. Ко всему прочему эту столешницу окружал невысокий бордюр, так что он был явно сделан для сидящих людей, и поставить на него поднос из стоячего положения человеку необученному без грохота было задачей невыполнимой. Барин, как и ожидалось, на шум поднял голову и устремил взгляд в сторону девочки. Пелагея, прошептав слова укоризны в адрес кривоногого недруга, примерзла к полу. Де Конн оторопел. Приоткрыв рот, он развернулся на круглом табурете, осмотрел ее с ног до головы и смущенно спросил.

– Разве к этому платию фартук не положен?

– Положен, ваше… – Пелагея пыталась вспомнить, как их наставлял Шарапа об обращении к хозяину, – ваша… ваше…

– Ну и что с ним случилось?

Голос маркиза приобретал нотки раздражительности. Пелагея была готова заплакать, уже представляя как порку от барина, так и палки от дворецкого.

– Господин Бакхманн изволили снять. Сказали, шо так, вот в этаком виде, барин меня больше оценит.

– Вот как? – взгляд маркиза начал меняться, сначала побродив по кофейному сервизу, перешел на плечи молодухи, опустился на грудь, а потом как-то ушел в себя. – Что еще они «изволили» сказать?

– Шо мне надобно правильно удерживать в руках то, шо принадлежит вашей… – она опять запнулась на обращении к хозяину, – вашему… вашей… чести.

Слово «чести» печально повисло в воздухе. Маркиз, казалось, перестал дышать. Брови его поползли вверх, глаза остекленели, а вскинутая рука ухватилась за лицо так, будто хозяина сразила зубная боль. Пелагея съежилась. О чем, собственно, шла речь, она не понимала, но, как ей верно показалось, это было принято хозяином не совсем весело.

– Сколько вам лет? – неожиданно спросил он.

– Пять… нать… цать… будет…

– Пелагея, так вас зовут?

– Да, ваша честь.

– Я, конечно, ценю ваше внимание ко мне, Пелагея… – кровь наконец стала возвращаться к лицу маркиза. Он вздохнул. – Очень ценю и заботу господина Бакхманна о моем… о моей чести, которую он так самоотверженно послал вас удерживать в ваших руках… Вы можете идти и, пожалуйста, более не снимайте фартук, пока этого не пожелаю я лично.