Дарья Дезомбре - Тени старой квартиры

Не удивительно, что она выпивала! – думала Ксения, оглядываясь по сторонам. Она, Ксюша, тоже бы начала. Что за забытое Богом и людьми место! Полуразвалившиеся казематы бывших казарм, какие-то ржавые бочки валяются на берегу уже явно не первый десяток лет. Сам форт круглый, как ватрушка, мощная каменная кладка местами черна от сажи. Сверху на крышу нанесло с полметра земли: там перебирает на ветру стеблями высохшая трава, гнутся тонкие голые березки. Битый кирпич валяется под ногами. Войдя под арку ворот, они увидели внутреннюю гавань. Сформированная с помощью бастионов и куртин, сверху гавань с фортом напоминала гигантского краба. Вода тут уже изрядно подмерзла: усмиренная тяжелыми стенами форта волна не разбивала едва успевший схватиться первый лед.

У южной оконечности стоял первый створный маяк – где и служила Алла Анатольевна. А у западной располагался второй – уже лет сто не используемый по назначению. Ежась и с нежностью вспоминая об оставленном в лодке старом одеяле, Ксюша пыталась вспомнить, что успела прочесть об Александровских маяках. Что-то про защиту глубоководного фарватера от Котлина до Петербурга. Очевидно, как только гавань в Ушакове перестала использоваться, отпала и необходимость во втором маяке, указывавшем курс для входа в порт. Остался только так называемый Верхний маяк. Ксения залюбовалась красно-белой башней, еще более яркой на фоне безнадежно-серого неба. Красавец-маяк! Возможно, дело в пропорциях, к которым в начале XX века еще относились с почтением, даже когда строили нечто индустриальное? А может, в нашу эпоху спутниковых систем навигаций одинокая башня на берегу, что, противясь морской стихии, льет в ночи спасительный свет, – это еще и очень романтично?

– Пошли, – вырвала ее из размышлений Маша. – Дни короткие, скоро опустятся сумерки, и мы ничего не увидим.

Сумерки! Ксения вздрогнула: быть застигнутыми здесь ночью? Одна мысль об этом внушала такой ужас, что она почти бегом припустила вслед за Машей в сторону красной башни.

Тяжелая железная дверь держалась всего на одной петле, тоскливо поскрипывала на ветру. Да и краска, так празднично выглядящая издалека, вблизи оказалась облезлой, свисающей неопрятными клочьями. Кладовка в цокольном этаже была девственно пуста – то ли туристы разворовали все на сувениры, то ли кто-то хозяйственный вывез оставшийся инвентарь. Пахло влажной пылью и мазутом. От цоколя наверх, в маячную комнату, шла ажурная винтовая лестница. Обвиваясь вокруг ствола башни, она занимала все пространство до каменной стены. На каждом из пролетов были прорублены глубоко утопленные в мощную стену оконца. Нижнее, правда, оказалось забито какими-то досками, зато верхние исправно пронзали башню снопами хилого зимнего света. Ксения, не привыкшая к физическим нагрузкам, быстро замедлила темп – лестница оказалась крутой, да и, бросая взгляд вниз, между чуть дрожащих ступеней, она то и дело ежилась: маяк старый, никто его давно не ремонтирует, стоит одной ступеньке хорошенько проржаветь, и… Но Маша шагала уже где-то над ее головой, неуклонно преодолевая ступень за ступенью, все выше и выше, и Ксюша, вспомнив – сумерки! – и пытаясь отладить сбившееся дыхание, старалась от нее не отставать.

Вахтенная комната традиционно располагалась прямо под фонарем – круглое помещение со сводчатым потолком. Стол, стул. Никаких тебе кроватей или, на худой конец, раскладушки – очевидно, чтобы предотвратить сон на рабочем месте. Над столом, на стене, обшитой потемневшим деревом, висела пара ободранных листков. Маша, склонив голову, уже изучала их содержание.

– Похоже на карту района и таблицы с указанием времени восхода и захода солнца, – кивнула она, опершись на облупившуюся столешницу. Ксения отодвинула стул – безликий, канцелярский предмет почти монашеской обстановки – и с облегчением на него опустилась. Вытянула гудящие ноги – боже, а им еще спускаться! Маша продолжала внимательно осматриваться. Как по Ксюше, ничего в этой комнате не было, а если что и было, то уже захвачено в качестве сувениров теми же туристами. Кроме того…

– Даже если и имелась у нее какая-то тайна, почему ты думаешь, что тайник здесь, а не в том домике в деревне, где она жила последние годы?

– Потому, – Маша села на корточки и стала осматривать пыльный пол в потертом линолеуме, – что это место для нее – убежище. Оно само по себе – тайник, в который Аллочка себя добровольно заточила. Одинокое строение на островке с разрушающимся фортом. Никаких деревенских соседей, любопытных подружек-алкоголичек…