Валера Жен - Реверсия

Да, его напрямую никто не беспокоит, но есть к нему подозрительное внимание и скрытая неприязнь. Лариске тоже доверять нельзя, она не прочь от него избавиться. Теперь для полного спокойствия надо мочить обоих. Узколобов не в счет. Вконец запуганный, старик потихоньку спивается, на глаза старается не попадаться. В туалет ходит обычно в своей комнате – на горшок. Проще всего прикормить пьянчужку. На случай неожиданной и преждевременной развязки сгодится в качестве удобного свидетеля, старика никто не обвинит в предвзятости или лжесвидетельстве.

Стратегический план, имеющий в основе спаивание старика, кажется все более выполнимым. Поэтому Волк воспользовался отсутствием Мерзликиной и Вадеева, прогулялся к знакомой старушке за самогоном, постучался к Узколобову.

– Эй! – не громко окликнул он.

– Я сплю, – отозвался робкий голос.

– Пойдем ко мне, я хочу угостить тебя.

Фраза повисает в тишине. Павел Семенович осмысливает предложение, боится подвоха. И все-таки соглашается. Пусть он предает Кота , но теперь начнет жить по-человечески, не станет бояться выходить на кухню.

– Я сейчас.

Волк повернулся и зашлепал к себе. Посмотрел на пустой стол, сходил на кухню, где из холодильника Мерзликиной выудил тощие запасы – так, для видимости. Старик явился помытый и причесанный. Лицо озаряется счастливой улыбкой. Без сомнения, приглашение он принял как праздник. Пусть Кот презирает его за малодушие, но Волк поважнее, Узколобов ему доверяет. В доказательство он, долго не раздумывая, одним разом опрокидывает в рот полный стакан самогона, слюнявит соленый огурчик.

– Извини, дорогой, но вот за это приглашение я тебя очень уважаю, – шамкает он беззубым ртом.

– Ты скажи, о чем вы разговариваете с Котом .

– О чем с ним говорить… так, молод еще, – развязно произносит старик, просительно посматривая на бутылку.

– Да жалко, что ли. Пей! – И Волк щедро плещет в стакан. – Ты хочешь со мной дружить?

– А как же! – обрадовался старик. – Я ведь добрый человек. Если ко мне с душой, то я в доску разобьюсь, но… для тебя…

В голосе Узколобова появляются сентиментальные всхлипывания, а после третьего стакана на губах лопаются мелкие пузырьки, увлажняя реденькую бородку. Такого зрелища долго терпеть невозможно, поэтому Волк торопливо наливает четвертый стакан.

– Вот, пей и топай на диван!

– Дорогой, как я тебе благодарен! – захныкал Павел Семенович. – Да я, да за тебя… и Ларисы – тоже… А здорово мы придумали!

– Мы успеем поговорить, а теперь… Ты что же, до туалета потерпеть не можешь!?

Действительно, старый человек обделался самым банальным способом, то есть не расстегивая штанов. Запах невозможный, и если бы не далеко идущие планы, то Волк не стал бы церемониться. Он стерпел подступающую тошноту, дотащил пьяницу до дивана. Чтобы приглушить гадкие ощущения, сразу же принял ударную дозу самогона.

Нервы размягчились, появились фривольные мысли. Он прилег на кровать, в приятном томлении прикрыл глаза. Только бы появилась Лариска. Он зубами сорвет с нее трусики и тут же… Воображаемая сцена кажется настолько соблазнительной, что Волк поднимается на ноги, нервно ходит из угла в угол. Останавливается у стола, поднимает стакан с самогоном, слышит хлопок квартирной двери. Судя по характерным звукам, пришла Лариска. Все получается как нельзя лучше.

В то время, как в коммунальных квартирах происходят скандальные разборки или вынашиваются далеко идущие стратегические планы, Вадеев наслаждается атмосферой тишины и покоя. Он воспользовался приглашением Лидочки, хотя не испытывал особой страсти или обычного сексуального влечения. Ему хотелось простого человеческого общения. Она показала сборничек стихов, изданный в детском возрасте. Подумать только – четырнадцать лет! Покорила его далеко не детской глубиной мышления. Его комплименты не вызвали ответных эмоций. В отношениях с ним она всегда остается верной отработанному распорядку: ванная, застолье, секс и – крепкий сон. И был ли творческий праздник? Проснулся рано, тихо встал, пошел на кухню. Почти не дышал, чтобы даже воздух не шелохнулся.

В соседней комнате постанывали дети, переживая во сне прошедший день. Он крался мимо их двери – совсем чужой человек, хотя они искренне радовались его появлению, называли папой. Убеждал себя, что не имеет права на детскую доверчивость, близость с их мамой еще не повод обрекать невинные души на психологическую зависимость. Нет, они – не его дети.