Братья Швальнеры: Нюрнберг. На веки вечные. Том второй

– И за что же?

Руденко ухмыльнулся и стал зачитывать.

– 12 мая 1941 г. был разработан вопрос об обращении с пленными русскими политическими и военными работниками. Вы помните этот документ? Я имею в виду документ от 12 мая 1941 г., которым устанавливалось, чтобы политических руководителей Красной Армии не признавать военнопленными, а уничтожать. Он озаглавлен «По вопросу обращения с пленными русскими политическими и военными работниками».

Кейтель сразу поправил его:

– Это не приказ. Это – просто докладная записка из отдела обороны страны с замечанием о том, что не достает еще соответствующих решений фюрера. Докладная записка основана на предложении, сделанном в одном приказе. Я сейчас вспоминаю об этом. Я тогда видел эту докладную записку, но результаты доклада не зафиксированы, здесь только говорится о предложении относительно урегулирования данного вопроса в духе упомянутого предложения, о чем сообщили затем сухопутным силам, когда фюрер одобрил его, или, обсудив с главнокомандующим сухопутными силами, разрешил этот вопрос.

– Подсудимый Кейтель, – настаивал Руденко, словно бы не слыша слов допрашиваемого, – я вас спрашиваю о приказе, изданном для подавления освободительного движения в оккупированных областях. Это приказ от 16 сентября 1941 г. (номер СССР-98). Я вам напомню одно место из этого приказа. Там говорится: «Чтобы в корне задушить недовольство, необходимо по первому поводу, незамедлительно принять наиболее жесткие меры, чтобы утвердить авторитет оккупационных властей и предотвратить дальнейшее распространение…» И – дальше: «При этом следует иметь в виду, что человеческая жизнь в странах, которых это касается, абсолютно ничего не стоит и что устрашающее воздействие возможно лишь путем применения необычайной жестокости». Вы помните это положение, основное положение приказа, что «человеческая жизнь абсолютно ничего не стоит». Помните вы эту фразу?

– Да. Эти слова в приказе не стоят, но фактом является то, что на юго-востоке и частично на территориях советских областей человеческая жизнь не принималась в расчет в том объеме, в котором это следовало. Это мнение было известно из фактов, которые относятся ко многим годам.

Обвинитель снова не слышал неудобных фраз фельдмаршала и продолжал гнуть свою линию. Присутствующие, в том числе и судьи, слышали это, но в целом не возражали – общая канва была верной:

– В этом же приказе в пункте «Б» говорится: «Искуплением за жизнь немецкого солдата в этих случаях, как правило, должна служить смертная казнь 50—100 коммунистов. Способ казни должен увеличивать степень устрашающего воздействия». Правильно?

– Немецкий текст несколько другой, – снова уточнил Кейтель. – «В этих случаях необходимо вообще устанавливать смертную казнь для 50—100 человек». Это – немецкий текст… Я этот приказ подписал, однако те числа, которые там указаны, являются личными изменениями в приказе, именно личными изменениями Гитлера.

– А какие числа вы представили Гитлеру?

– Пять-десять человек. Это – та цифра, которую я указал в оригинале.

– Значит, у вас расхождение с Гитлером было только в числах, а не по существу? – нажимал прокурор.

– Смысл был таков, что для достижения устрашающего воздействия за жизнь одного немецкого солдата необходимо было потребовать несколько человеческих жизней, – спокойно, но с видимым чувством стыда отвечал престарелый вояка. – Вообще существовало принципиальное разногласие, которое, однако, в последнем счете не может быть оправдано, так как я подписал этот приказ, этого требовала занимаемая мною должность. Имелась принципиальная разница в отношении решения всего вопроса.

Понимая, что дальнейшая беседа об этом документе снова может быть не на руку обвинению и уже, очевидно, устав от тузов в рукаве защиты, Руденко поспешил переключить вопрос на другой:

– Я хочу напомнить еще об одном приказе. Это приказ от 16 декабря 1942 г. Документ предъявлен суду под номером СССР-16. Я буду вас спрашивать, подсудимый Кейтель, по одному только вопросу в связи с этим приказом. В пункте первом этого приказа (третий абзац) обратите внимание на следующую фразу: «Войска поэтому имеют право и обязаны применять в этой борьбе любые средства без ограничения также против женщин и детей, если это только способствует успеху»…

Но Руденко именно поспешил. Кейтель после вопроса как будто бы воспрянул духом и стал подробно рассказывать:

– Мероприятия применялись постольку, поскольку нужно было женщин и детей удалить из района боевых действий или района действий партизанских банд, однако никогда не имелись в виду жестокости или убийства женщин и детей. Никогда. Я считал правильным эти мероприятия и признаю, что они проводились, но это ни в коей степени не были мероприятия по убийству людей. Это было бы преступлением.