Александр Васильев - Из тьмы

И новая волна прошлась по спине Антона. Но в этот раз она словно ударилась о затылок, и первые, пока еще тихие, БАМ отдались в его голове.

– А твои друзья?

И в висках появилась нарастающая пульсация.

– Ты часто пишешь о великой дружбе. Причем, детской дружбе, потому что со взрослой ты не особо знаком.

«Да, у меня немного друзей, – подумал Антон. Но следом пришла более верная мысль: – У меня нет друзей».

В ушах засвистело. БАМ-БАМ, продолжало биться в голове. К горлу подкатил большой ком. БАМ-БАМ.

«Четверо? Пятеро? – промелькнуло в воспалившемся разуме. – Неужели у меня были друзья? Что ж, в детстве все воз…»

В висках продолжало пульсировать, но теперь уже распирало череп изнутри, отдаваясь на каждое БАМ. А свист в ушах начал становиться нестерпимым.

«Друзья… – его мысли начали путаться. – Черт, прошлое должно оставаться в…»

Что-то мелькнуло перед его внутренним взором, – не четкий туманный образ. Но чего? Или кого? Его сознание взревело, захотело оттолкнуть эту неясную картинку: «Прочь, прочь отсюда, этот „файл“ не найден!»

С каждым БАМ боль становилась все нестерпимее. Ком в горле стал еще больше и теперь он начинал душить. А монотонный свист в ушах превратился в одну невыносимо высокую ноту.

Мысли в беспорядке метались в его голове, а взор начал туманиться. И где-то на пороге реальности и грани забытья, он, словно сквозь вату толстого одеяла, услышал далекий и приглушенный голос зовущей его Кати.

Очнулся он тогда в приемном отделении городской больницы №3.

Удивительно как некоторые воспоминания с легкостью всплывают на поверхность, словно резко осушившая свои шлюзы подводная лодка, и как другие остаются лежать мертвым грузом погибшего Титаника на непроглядном дне.

И вновь в его голове завертелась одна единственная фраза, которую он произнес тем вечером, лежа на застеленной одноразовой пеленкой каталке в коридоре приемного отделения. Когда, закончив поверхностный осмотр и получив отказ от госпитализации, дежуривший врач ушел заполнять журналы о поступлении, и они остались с Катей вдвоем, он сказал: «Прошлое должно оставаться в прошлом».

Антон встал с кровати и, подойдя к окну, уперевшись бедрами о край стола, раздвинул шторы.

Солнце уже вовсю светило, отбрасывая пока еще длинные рассеянные тени в наступающем утре. По небу плыли редкие белесые облачка, но вдали над лесом, словно тонким шерстяным покрывалом, растянулась серая масса. И глядя на нее, Антон всей душой понадеялся, что она пройдет мимо.

«Мы приехали в дождь, – подумал он, – и мне этого хватило. Если подумать, то мои последние два года были такими же серыми, как эти тучи. Так что все, хватит. Я хочу солнечных и счастливых деньков, как в детстве».

Он посмотрел на старую пишущую машинку, с трудом уместившуюся на полке с книгами.

«Я ведь был счастлив в детстве?» – спросил он скорее ее, чем себя. Но она не могла ответить ему. Впрочем, как не мог ответить себе и он сам.

«Наверное был. Все дети бывают счастливы, хотя бы иногда».

Но потом он взглянул выше в серую пустоту между книгами и полками и почувствовал, как по его спине прошелся холодок.

«Неужели я вчера действительно это видел? – подумал он. – Но что? Что я видел? Темноту в том месте, где она должна была быть? Или то, что мне показалось? Да, показалось, что она…»

Он выдвинул стул и сел за стол. Потом взглянул на свои руки, на обе манжеты серой рубашки, перевел взгляд на саму рубашку с расстегнувшимися пуговицами на животе, и остановил взгляд на черных спортивных штанах.

«А ведь я даже не разделся. Запрыгнул в кровать сразу, как выключил свет».

Он осмотрел комнату: серость в углах, под столом, между полок и под кроватью. Все было так как и должно было быть. Никакой контрастной черноты вместо теней. И она не пуль…

«Стоп. Я устал. А перед этим упал и мог удариться головой. Я словно ребенок, поверил, что тени могут быть живыми».

Но он знал, что не думал о них, как о живых. И в тоже время ему показалось, что они вовсе и небыли тенями.

Антон улыбнулся и откинулся на спинке стула, поднимая взгляд в потолок.

«А ведь было интересно, почувствовать себя ребенком, – подумал он. – Хотя, этой ночью страх темноты совсем не показался мне интересным. Совсем, совсем не интересным».

Улыбки больше не было на его лице, но в душе появилось легкое волнение.

«А ведь мама всегда говорила, что монстров не существует, и под кроватью никто не живет, – подумал он. Волнение усилилось. – Мама».