Серж Брюссоло - На пороге ночи

Джудит быстро оделась в надежде, что работа поможет ей избавиться от глупых мыслей. Страшно даже подумать, что мысли продолжат жить в голове собственной жизнью, не зависящей от ее воли. Иногда Джудит казалась себе слишком умной, а для женщины это огромный недостаток: всем известно, что избыток серого вещества приводит к неврастении.

После странного сна Робину больше не удалось сомкнуть глаз. Наступило утро, и, поскольку никто не собирался им заниматься, мальчик встал и надел свою вчерашнюю одежду. В комнате не было ни ванны, ни горячей воды, только миска и фарфоровый кувшин на шатком столике с мраморной облицовкой. Бонни, Понзо и Дорана уже вышли в коридор. Робину показалось, что они собирались на цыпочках спуститься по лестнице, чтобы он не услышал шагов и проспал больше положенного. «Хотят, чтобы меня застали в кровати и наказали», – подумал он и поспешил к ним присоединиться.

– Пойдешь последним, – грубо сказал Бонни, – ты не старший, ты – пупс Дораны. Старший – я!

Робин не протестовал, не желая затевать ссору из-за таких пустяков. В гостиной Джудит заканчивала приготовления к завтраку. После короткой молитвы она поставила перед каждым тарелку с щедрой порцией какой-то густой пищи. Ели молча. Робину пришло на ум, что простонародью не о чем разговаривать друг с другом, общение ограничивалось приказаниями либо упреками. Никто не делился своими мыслями и чувствами. Он сделал вывод, что детям не позволялось говорить со взрослыми: их словно разделяла невидимая стена, исключавшая любые контакты. Робину показалось это странным, и он с еще большей грустью вспоминал о нескончаемых утренних беседах во дворце, которые обычно заводила Антония.

После завтрака дети побежали к сараю за ведрами для ягод. На долю Робина пришлось целых два, в то время как Бонни, Понзо и Дорана взяли по одному. Было свежо, прохладный туман заполнил своды лабиринта белым, пахнущим грибами дымком.

– Придется тебя кое-чему научить, – сказал Бонни. – Главное, остерегайся ос. В кустах можно наткнуться на гнезда. Если их потревожишь, они набросятся на тебя и закусают до смерти. Мексиканские осы – просто звери. Попадаются и змеи. Когда идешь, притопывай ногами: змеи глухие, но чувствуют, когда земля трясется, и уползают. Теперь ты все знаешь. С этого момента ты замолкаешь, и упаси тебя Бог открыть рот.

– Пусть молчит, – поддакнула Дорана, – ведь он еще маленький и не умеет говорить.

– Вот уж точно! – одобрил Понзо. – Такие младенцы могут только проситься на горшок: пи-пи, ка-ка…

Все дружно расхохотались, придя в восторг от дополнительных правил игры, предложенных Дораной, и решили, что ежедневно Робин будет узнавать какое-нибудь новое слово. Если ему захочется поболтать, то он обязан использовать лишь свой небольшой словарный запас, который будет пополняться по крупицам.

– Почему вы не разрешаете мне разговаривать? – не выдержал мальчик. – Слова вызывают у вас страх?

– Это в твоих же интересах, безмозглый кретин! – зарычал Бонни. – А уж тебе-то следовало бы знать, что у нас в голове есть определенное количество экземпляров каждого слова. Представь прилавки в магазине, чтобы тебе было яснее. Например, в одном уголке свалены десять тысяч экземпляров слова дом , в другом – пять тысяч слова очаг , и так далее… Каждый раз, когда ты произносишь какое-нибудь слово, безвозвратно исчезает один экземпляр, понимаешь? Использовав весь запас, ты уже не можешь больше употреблять это слово. Даже если приложишь все усилия, язык не повернется. Вот почему старики так плохо говорят – они израсходовали весь свой запас. Поэтому нужно экономить, а не тратить слова попусту, иначе станешь немым. Особенно если учесть, что слова на складе хранятся не в равных количествах. Есть редкие, с ними следует быть осторожным, может, их всего-то десяток на полке.

– Конечно, – мечтательно заметила Дорана. – Любовные словечки, например.

– Или что-нибудь насчет секса, – с видом знатока добавил Понзо.

Робин сдержался, чтобы не улыбнуться. Наивная поэзия этой теории невольно его растрогала. Он спросил себя, неужели дети действительно верят в подобную чепуху? Или дед выдумал такой способ заставить их поменьше разговаривать?

– Про смех можно сказать то же самое, – продолжал Понзо. – Если человек потратит весь запас смеха, он останется грустным до конца дней.

– Вот почему нельзя все время хохотать, – подтвердила Дорана.

– Правильно, – подвел итог Бонни. – Нужно оставить на потом. Если все разбазаришь в детстве, то проживешь немым и печальным остаток жизни.