Спустя полтора-два часа поезд затормозил на железнодорожной станции Гульсвика. Вслед за теми немногими, кто медленно потянулся из поезда, профессор Энгелен вышел в промозглый и холодный норвежский вечер. Уже потихоньку начинало темнеть, и компанию моросящему дождю составил ледяной северный ветер, безо всяких усилий продувавший пальто Олафа насквозь. Профессор поежился, натянул потуже шляпу и, сжимая перед собой сумку, побежал на станцию. Внутри оказалось тепло и сухо; только пара сонных пассажиров да продавец газетного киоска населяли небольшое помещение. Отряхнув капельки воды с драпа пальто, Олаф огляделся. Ван дер Мер возник словно из-под земли, угрожающе приближаясь с раскрытыми для объятий ручищами; одет археолог был по-походному, а черные взъерошенные волосы на висках успела тронуть седина. Пышные усы выглядели так же, как и три года назад, во время последней встречи ученых – тогда Олаф даже и помыслить не мог, в какие истории горазд попадать Ламберт.
– Олаф, мой добрый друг! – Ламберт заключил профессора в медвежьи объятия, и Энгелен осклабился, мягко отстранив археолога в грязной куртке. – Ты чего так вырядился? Не на официальный прием же собираемся! Ну что, как дорога?
– Сносно, – Олаф картинно поправил воротник и снова осмотрелся по сторонам, ловя взгляды всех вокруг – если ты не против, я хотел бы побыстрее отправиться на место. Насколько я знаю, мне выдали «отпуск» только на пару дней, и если я не явлюсь послезавтра, то придется снова с Яном собачиться.
– Старый ворчун все еще ректор, а? – подмигнув, Ламберт похлопал Олафа по плечу. – Все готово. Моя машина стоит снаружи. Ехать будем где-то часа три, да еще и по бездорожью, так что, надеюсь, ты взял что-нибудь почитать.
Энгелен разочарованно выдохнул. Он дочитал книжку по пути сюда и каким-то образом совершенно позабыл, что курган расположился не в Гульсвике.
– Идем, – Ван дер Мер накинул капюшон и вышел наружу.
Изморось, в страхе разбегавшаяся перед могучим ветром, стлалась туманом по земле и кронам деревьев, напоминая профессору о мгле, что стелется над кладбищами; ледяные капли, как иглы неотвратимой зимы, сковывали по рукам и ногам, проникали сквозь всякую одежду, морозили сердце и подрывали и так слабое здоровье Олафа. Ван дер Мер пингвиньей походкой направился к старенькому черному пикапу, заляпанному грязью от колес до крыши. Шмыгнув носом, Энгелен залез следом, захлопнув дверь и тут же пристегнувшись.
– Ну что, – Ламберт завел машину, и та натужно загудела, – немного потрясет. Думаю, солнце уже зайдет, как доедем, или будет на краешке горизонта висеть.
– Какое солнце? Весь день поливает… Курган этот ваш в лесу? – поинтересовался Олаф.
– Да, среди деревьев. Почти у самого края; за ними – берег и озеро. Холодное, с ума сойти!
– Еще бы… осень вообще-то, – проворчал Олаф, – купаться вроде не собираемся.
– Как работа? – Ламберт оглянулся, проверяя, нет ли позади машин. – Все тем же самым занимаешься, бумажки перекладываешь с одного места на другое?
– Лучше, чем в грязном пикапе кататься по такой погоде, – огрызнулся профессор, – будь добр, Ламберт, порадуй меня. Скажи мне, что в этот раз у тебя с документами все в порядке.
– Какими документами?
– Как это – какими? Разрешение на раскопки и все остальное!
Ван дер Мер махнул рукой.
– А, да сделаем! Я же не виноват, что курган нашелся до того, как мы все уладили с властями…
– О, Боже… – профессор закрыл лицо руками.
– Да не переживай, никто не узнает. Ну что нам, в самом деле, сидеть нужно было на этом кургане, пока разрешение не дадут? Ну, копнули немножко, ну, нашли пару интересных вещиц… бывает!
– Не бывает. Тебя опять затащат в суд, помяни мое слово, и в этот раз все точно окончится тюремным сроком.
– Не ворчи. Ты же им не скажешь, верно? – Ламберт снова оглянулся, щурясь и хмурясь.
– Чего ты там высматриваешь все время? – Олаф проследил за взглядом археолога.
– Ничего… наверное. Не знаю. Чувство у меня странное, как курган мы нашли. Знаешь, как будто в спину кто смотрит.
Профессор лишь пожал плечами. Какое-то время пикап тащился по дороге, разбрызгивая лужи, а тучи становились чернее и чернее с каждой минутой. Тяжелая сталь неба готова была обрушиться настоящим дождем, а мрачная морось оказалась только прелюдией. Справа на пути показались лесозаготовки, а на дороге стали попадаться позолоченные и багряные дубовые листья. Профессор Энгелен молчал, погрузившись в мрачные мысли о проблемах с законом и разрешениях, а Ламберт Ван дер Мер прибавил громкости радио.
Читать дальше