Минка Кент - Девушки из хижины

– Где ваши родители? – спрашивает он, опуская щетинистый подбородок на кулак. Со своего места я вижу его ногти с въевшейся грязью и задаю себе вопрос, сколько же он бродил по лесу. – Я знаю, что вас здесь не двое.

Чужак разминает переносицу.

– Послушайте, девочки. Ничего плохого я вам не сделаю, но я кое-кого ищу и чувствую, что вы можете подтолкнуть меня в нужном направлении, так что если одна из вас не заговорит… – Он поднимается, заслоняя огромным телом тепло и свет очага. Идет по комнате к кровати Сэйдж и, не говоря ни слова, тянет к нам руки.

Закрываю глаза и так стискиваю сестру, что та ойкает. И тут же теряю ее – он выдергивает Сэйдж из моих объятий.

– Рен! – вопит сестренка, и я приоткрываю один зажмуренный глаз.

Она в руках незнакомца…

Вокруг меня только холод, пустота и скомканные одеяла.

Ее ногти впиваются в руку мужчины, но он даже не морщится.

С ухмылкой, от которой леденеет кровь, он смотрит на меня прищуренными глазами.

– Попробуем еще раз. Как твое имя?

У меня сжимается сердце – я вижу, как по бледным щекам сестры льются слезы.

Если он что-нибудь ей сделает, виновата буду я.

Не выдерживаю. Какое-то время угрюмо молчу, но говорю наконец:

– Рен.

– А ее? – Чужая ладонь лежит под острым подбородком Сэйдж, охватывая всю шею. Одно резкое движение – и жизнь покинет ее маленькое тело.

– Сэйдж, – выговариваю я, быстро переводя взгляд с него на нее и обратно.

– Сколько тебе лет? – спрашивает он.

– Девятнадцать. – Я сглатываю ком в горле. – Ей восемнадцать.

– Где ваши родители?

– Мать пошла в город за продуктами, – лгу я. – Она скоро вернется. В любой момент.

Губы его растягиваются, обнажая желтоватые зубы, но это не радостная улыбка.

– Думаешь, я идиот? – Он стискивает шею сестры, и та хватает воздух ртом. – Я тут брожу уже несколько дней. Здесь никого нет, кроме вас двоих. – Мужчина осматривается вокруг. – Но у вас четыре кровати. А на стене четыре крючка, хотя я вижу всего две куртки. Если соврешь еще раз, Рен, пожалеешь.

Я отвожу взгляд.

– Так кто еще отсутствует на вечеринке? – спрашивает он.

Боюсь ему солгать, поэтому выкладываю правду:

– Наша сестра, Иви. Она ушла с Мамой в город.

Он ослабляет хватку на горле Сэйдж, но пока не отпускает. Перестает хмурить брови, жует губами, будто о чем-то задумался.

– Вашу мать зовут Мэгги Шарп, – произносит он. – Правильно?

Я качаю головой:

– Не знаю, кто это.

Никогда не задумывалась, есть ли у Мамы настоящее имя. Я звала ее «Мама», Сэйдж звала ее «Мама», Иви тоже. Не было причин называть ее иначе.

– Вот дерьмо, – брызжет слюной незнакомец. – Тогда как зовут вашу мать?

– У нее нет имени. – Голос у меня дрожит. Говорю правду, но под его взглядом чувствую себя так, будто вру.

Глубоко вздохнув, он наклоняет голову набок.

– Не играй со мной, Рен.

Положа руку на бешено бьющееся сердце, возражаю:

– Честно. Она просто… Мама.

– Как называл ее твой отец? – спрашивает незнакомец.

– Не знаю. Не помню.

– Как ты можешь не помнить?

– Он давно умер, – говорю я. Вместе с нашей старшей сестрой Имоджен, но этим я с чужаком не делюсь, потому что это не имеет отношения к делу. – Мы были маленькие. Я его почти не помню, поэтому не знаю, как он называл Маму.

Не помню даже его имени… Знаю только, что по пальцам одной руки можно пересчитать, сколько раз Мама упоминала его и Имоджен. Разговоры о прошлом, о том, как все было раньше, вызывали у нее грусть. С трудом представляю себе, что кто-то станет рассказывать про покойного мужа и умершего первого ребенка без особой необходимости. Я видела, как блестят от слез ее синие глаза, как отчаянно она старается сохранить самообладание, и внутри у меня все сжималось, поэтому со временем я просто перестала спрашивать.

Их тела погребены за домом, а могилы отмечены плакучей ивой и клумбой красных бальзаминов. Мама сажает их каждую весну, потому что это были любимые цветы Имоджен. Я точно знаю только то, что у папы были каштановые волосы и широкая улыбка, а Имоджен выглядела точь-в-точь как я. « Вас можно было бы принять за двойняшек , – всегда говорила мне мама. – Ты вылитая старшая сестра» .

Застонав, чужак приподнимает и отталкивает Сэйдж. Она падает на пол, потом бросается через комнату в мои объятия.

– Я много дней ходил по этим лесам, – говорит он. – Устал, и терпение у меня на исходе. Вот что, девочки, не хочу орать на вас или делать такое, о чем утром пожалею, поэтому ложитесь в постель, а когда солнце взойдет, мы попробуем поговорить снова.