Джейн Харпер - Под палящим солнцем

Нэйтан обещал Ксандеру, что будет звонить ему в Брисбен каждый день, но слишком часто – как ни странно – не мог дозвониться. В моменты, когда, наконец, ему удавалось пробиться к сыну, Ксандера почти всегда отвлекали, не давая возможности нормально поговорить, оставляя Нэйтана наедине с короткими гудками. Джеки вечно была недоступна в дни обещанных визитов. Нэйтан заставил себя дать ей достаточно времени на устройство новой жизни, а потом еще, и еще, но в баламарский паб он зашел именно в тот вечер, когда отвалил адвокату по семейным делам сумму, от которой душа кровью обливалась

Разлука с сыном нагоняла на него грусть, а счета от адвокатов – тоску, и в тот вечер он не надеялся, что что-то изменится. Он шел ровно за тем, что мог получить, – за бутылкой пива в пустом баре.

Но там была Ильза.

За стойкой была только она, а перед стойкой – только он, она улыбнулась ему, принеся пиво, а он представился. Она села напротив него, и они болтали. Она отработала в этом баре ровно три недели и один день, сообщила она, после того, как ровно три недели и два дня назад прибыла в город с рюкзаком за спиной. Сама она из Нидерландов, но изучала экологию в Канаде, и она наклонилась к нему через стойку, пытаясь научить его правильно произносить ее имя с мягким мелодичным ударением.

– Иэль-за, – протянул он, и она улыбнулась.

– Почти.

Он не сдавался, пока не произнес правильно.

Ее родители развелись, ее мама умерла год назад от рака груди – она замолчала и долго смотрела на барную стойку, так что он в какой-то момент осторожно потянулся и положил руку ей на плечо. Она ему улыбнулась, и он почувствовал, как что-то внутри дрогнуло.

– Так или иначе, – сказала она все еще улыбаясь, это подтолкнуло меня наконец начать путешествовать. Отправиться на поиски приключений, взглянуть на мир.

– Ну и как тебе наше захолустье?

– Здорово. Край света в прямом смысле слова.

Он купил им обоим выпить, и они вместе сидели в пустом баре, пока он посвящал ее в местные сплетни. У него в машине была гитара, и он – позже он будет этого стесняться – принес ее и играл для Ильзы, но они много смеялись, когда он исполнял австралийские песни, которых она никогда не слышала, и заказывала ему нидерландские, о которых он узнавал впервые.

– Так как еще люди здесь развлекаются? – спросила она, слегка напомнив ему то, как обращалась к нему Джекки. Давно, в начале отношений. Когда все еще было хорошо.

– Кроме того, что наведываются сюда? Дай-ка подумать, – сказал Нэйтан. – Иногда любят друг другу накостылять от скуки. – Она закатила глаза. – Нет, правда, не стоит это недооценивать. Два кузена из Этертона как-то в том году устроили на улице драку часа на четыре. Люди вынесли стулья и сидели смотрели.

– Четыре часа? – она засмеялась. – Если это правда, в чем я лично сомневаюсь, значит, они оба либо мастера, либо драться совсем не умеют.

Он ухмыльнулся. Были и другие вещи, которыми люди здесь иногда себя развлекали. Например, смотрели, как солнце садится за дюны, потягивая вино. Отлично можно провести время, если компания хорошая.

Он посмотрел на нее, и по тому, как она слегка склонила голову и улыбнулась, можно было понять, что приглашение она примет. Ничего серьезного он не планировал – ни за что в жизни он не женится во второй раз – бог свидетель, – но он был официально разведен и свободен. Всего лишь прогулка в дюны с туристкой. Обручальное кольцо здесь не маячило даже на горизонте, но он ощутил горечь, которую даже толком не осознал – от обручального кольца до четырехзначных счетов от адвокатов, как оказалось, рукой подать. Нэйтан промолчал и позволил моменту уйти.

Вместо этого они выпили еще, еще смеялись, и ближе к утру, когда ей надо было закрывать бар, они стояли в дверях и смотрели друг на друга, оба внезапно смущенные, и он спросил, когда она работает на следующей неделе. Он дождался рассвета, как обычно, в машине, глядя, как звезды светят сквозь грязное стекло, и ехал домой, улыбаясь, впервые за очень долгое время.

Он пришел в паб на следующей неделе. И на неделе после следующей. Но не через две. К тому моменту ему уже было запрещено появляться и в пабе, и в магазине, и где бы то ни было, куда могло возникнуть хоть какое-то желание прийти, в шестичасовом радиусе. Временны́е границы его изгнания названы не были. Все в силе, ответили ему, когда он конце концов приехал и спросил. К тому моменту оно длилось уже девять лет и четыре месяца.

– У Кэма при себе была записка? – Ильза выглянула из-за простыни, возвращая его в реальность. – Или в машине?