Рэндалл Силвис - Прогулки на костях

– Ваши следовательские навыки вполне очевидны, сержант.

– Прошу прощения. От старых привычек тяжело отказаться.

– Вы спрашиваете, – отмахнулся Хойл от его извинений, – интересуюсь ли я этим просто потому, что я эстет?

– Боюсь, я не уверен насчет определения этого слова.

– Нахожу ли я искусство и красоту в деталях этого зверского преступления?

– Я такого не предполагал.

– Жаль, потому что тогда были бы правы. В каком-то смысле. Столь совершенное исполнение достойно восхищения и даже уважения в любом начинании. Разве я не прав?

– Даже если речь идет об убийстве девушек? Простите, но в этом я не вижу ни искусства, ни красоты.

– Разница в выбранных профессиях, видимо. Вам нужно предчувствовать одно, а мне – совсем другое.

– Ладно, – сказал Демарко. – Наверное, я понимаю, о чем вы.

– С другой стороны, сержант, мои интересы никогда ничем не ограничиваются.

Взгляд Демарко стал еще подозрительнее.

– Вы все ждете, когда я пошучу? Может, вы работаете на семью Джейми? Пытаетесь выяснить, достоин ли я ее.

– Я верю, что это лучше всего выяснит мисс Мэтсон.

– Тогда, может, объясните, зачем вы втянули меня в эту беседу?

– Вы верующий, сержант?

– Что, простите?

– Вы упомянули Господа всуе, чтобы выразить презрение, как мне показалось. Ранее в этой беседе, в которую вас невольно втянули. У вас есть вера?

– Вы имеете в виду… христианство?

– Знаете, это все ложь. Истинный Иисус был ессеем. Гностиком.

– Я не до конца понимаю этот термин.

Тут между мужчинами, прямо в дюйме от носа Демарко, скользнуло ярко-желтое пятно. Он резко отпрянул назад, но в следующую секунду увидел, что же теперь порхает мимо широкой груди Хойла. Бабочка.

Хойл не дрогнул и не отвел взгляда от Демарко.

– Вас напрягает этот разговор, сэр?

– Да, можно сказать и так.

– Вот что интересно, – продолжил Хойл. – Среди убитых нет ни одной белой. Все афроамериканки с чуть светлой кожей. Что вы об этом думаете?

Демарко будто хлыстом ударило от внезапной смены темы разговора Хойлом.

– Ну, – сказал он, – либо фетиш на девушек с подобным цветом кожи…

– Либо?

– Либо ненависть к ним.

Хойл улыбнулся. Он наконец отвел взгляд, чтобы проследить за бабочкой, которая проплыла по тихой улочке и села на куст клетры.

– Солнечная бабочка, – сказал он. – Phoebis sennae . Самка.

Он достал из кармана белый платок и промокнул им лицо и голову.

– Бабочки и колибри, – заявил Хойл. – Каждое лето мы от них страдаем.

И затем мужчина сделал престранную, по мнению Демарко, вещь. Вытянув обе короткие тяжелые руки, в одной из которых между большим и указательным пальцами все еще был зажат белый платок, Хойл медленно и с чувством взмахнул руками, словно, несмотря ни на что, сам надеялся взлететь. И он правда начал двигаться – медленно зашагал к улице вверх по холму с сорняками, все еще размахивая руками.

– Я предлагаю вам начать свою деиндоктринацию с «Евангелия от Фомы», – сказал Хойл, не поворачивая головы. – По возможности в оригинале, на коптском.

У Демарко голова шла кругом. Он сделал несколько шагов вслед за толстяком, но затем остановился, сел прямо на холм и стал ждать, пока вернется Джейми.

Демарко лежал на спине на невысоком холмике, скрестив руки на животе. Он мельком подумал о том, чтобы встать, чуть побегать и так встретить Джейми на ее пути обратно. Но понимал, что не уйдет далеко и она все равно будет ругаться, что он так никуда и не продвинулся. Поэтому он принял горизонтальное положение и устремил взгляд в бездонную синеву. Солнце, освещавшее его неподвижное лицо и руки, казалось добрее, чем когда оно светило на макушку, пока его мозг ходил ходуном.

Было время, когда он любил бегать как можно быстрее и дальше. В детстве он мчался домой наперегонки со школьным автобусом последнюю четверть мили от автобусной остановки, а зачастую пробегал и свой дом, особенно если в окне мелькал профиль его отца. Летом, даже когда отца нигде не было видно, он мог бежать до тех пор, пока не доберется до диких тигровых лилий, которые росли за оградой, сорвать два или три только что распустившихся соцветия и отнести их домой маме. Там она ставила их в стакан или алюминиевую банку с водой и оставляла на раковине.

В шестнадцать лет он был все еще быстроногим, и к тому времени получил имя уличного бойца благодаря своим талантливым рукам и ногам. От некоторых из тех драк на костяшках его пальцев все еще остались шрамы.