Сергей Курган - Маскарон. Роман

– Доминиканцы, то есть Domini canes: «Псы Господни».

– Именно, – покивал головой дядя Саша. – Причем, инквизиторы из числа доминиканцев назначались лично папой и отвечали только перед ним.

– Какие сволочи! Господи прости, – в сердцах произнесла Аня; ее охватил гнев. – Неплохо они все устроили!

Дядя Саша отрешенно смотрел в никуда, а потом покачал головой.

– Не согласны? – спросила его Аня. – «Слишком категорично»?

– Нет, – ответил он, – не слишком. Они отбросили всякие рамки, отчаянно пытались удержать свое положение. Церковь тогда теряла верующих в большей части Европы, особенно в наиболее высокоразвитых и богатых областях – в Южной Франции, в Нидерландах, в богатых городах Северной Франции и на Рейне. Оно и понятно.

– Вы хотите сказать…

– Чем выше уровень благосостояния, тем выше уровень культуры и просвещения. Существенно то, что от Церкви отошли самые зажиточные и влиятельные элементы.

– Куда же они уходили? Становились безбожниками?

– Кто-то – да. Но в основном они пополняли ряды всевозможных сект и различных неортодоксальных религиозных движений.

– Катаров, альбигойцев… – задумчиво проговорила Аня. – Ну да.

Дядя Саша посмотрел на нее с интересом.

– И их, в частности, – согласился он. – По-любому, они переходили в оппозицию официальной Церкви. Современник писал, что «почти все бароны стали укрывателями и защитниками еретиков».

– Вот плохиши! Не давали трудягам-инквизиторам работать, лишали их маленьких радостей – сжечь всех, кого они наметили.

– Инквизиция сама, как правило, никого не казнила.

– То есть, как это? – удивилась Аня.

– Хотя инквизиция располагала собственными тюрьмами и пыточными камерами, которые она же обеспечивала соответствующим персоналом, сама она редко выносила приговоры и совершала казни. Еще в 1231 году было введено положение, согласно которому инквизиция передавала осужденных для казни светским властям. При этом она демонстрировала свое «милосердие».

– В кавычках? – уточнила Аня.

– Естественно. Это было фиглярство, жуткое лицемерие. Формулировка была такая: «Мы настойчиво просим светский суд смягчить ему, или ей приговор, чтобы можно было избежать кровопролития и опасности для жизни».

Аня была шокирована. Ей казалось, что после всего того, что она успела узнать о деятельности этого учреждения, ничто уже не могло ее потрясти. Но она ошиблась: бездна оказалась еще бездонней…

– Боже мой, как это отвратительно! – сказала она. – Как будто погружаешься в кучу дерьма, простите, дядя Саша.

– Можешь не извиняться, это еще мягко сказано. Между прочим, если светские власти действительно смягчали приговор, то их обвиняли в «потворстве еретикам». Но вот что особенно важно отметить, так это материальную сторону дела.

– Ну да, конечно, – вздохнула Аня. – Денюжка.

– Да, деньги – согласился дядя Саша. – Всегда и везде деньги. Прежде всего, все имущество осужденного, независимо от того, был он казнен или нет, конфисковывалось. Далее, в ходе допросов требовалось в обязательном порядке назвать «сообщников»…

– Да, я помню.

– Таким образом обеспечивался дальнейший приток средств, и формировалась материальная заинтересованность.

– И кому же шли деньги?

– По-разному. Иногда добыча делилась между епископом и светскими правителями, а бывало и так, что все прибирали к рукам местные инквизиторы. Причем, жадность их доходила до того, что они порой даже забывали поделиться с чинами инквизиции в Риме.

– То есть, с начальством, так?

– Совершенно верно. Между прочим, конфискация была настолько массовой, что немногим более чем за сто лет инквизиция истощила все основные источники дохода. Один инквизитор, некий Эймерик, писал в 1360 году: «В наши дни больше нет богатых еретиков», и чуть далее: «…достойно сожаления, что такое полезное учреждение, как наше, должно быть так не уверено в своем будущем».

– «Полезное учреждение», – произнесла Аня, – неплохо. Эх, жаль, что я не пью, сейчас бы это не помешало.

– Сейчас это просто необходимо, – поправил ее дядя Саша, вставая. – Подожди пять минут, – добавил он и вышел из комнаты.

Оставшись в одиночестве, Аня стала рассматривать книжные полки, занимавшие всю стену напротив окна. Книги на четырех языках: русском, французском, английском и немецком – стояли тесно одна к другой и всегда поражали Аню невероятным разнообразием своей тематики. При всем при том, здесь находилась лишь меньшая часть библиотеки, основная часть которой занимала три застекленных шкафа в гостиной. И эти книги стояли тут не для декорума, все они были прочитаны и обдуманы владельцем.