Джим Браун - Точка разрыва

Это также давало ему возможность оказаться в полночь на вершине холма Хокинса. Именно в это время все аномалии достигали своего пика. В это время его план имел шанс сработать лучше всего.

Положение ухудшилось еще и из-за того, что Джон украл его подсчеты. Впрочем, это неважно. Даже Дин не смог бы расшифровать почерк на той странице вовремя, чтобы уловить разницу. Ведь не мог же?

Заноза смятения вонзилась Доббсу в сердце. Он мысленно вырвал ее. Смыл ее. Ведь ничто не может достаточно испугать после того, как его похоронили заживо, когда не было выхода, не было надежды. Ничего не было.

Доббс с отчетливостью помнил все события той ночи, ведь они были врезаны в память острым лезвием страха. Гроб душил своей замкнутостью, своими крошечными размерами, сжимавшимися с каждой минутой. Доббс сломал нож, пытаясь выбраться оттуда, и даже в духоте чувствовал горячие соленые потоки крови, брызгавшие в лицо, когда он сделал отбивные из своих рук, молотя ими по неподатливой крышке гроба.

Нет выхода, нет выхода. А потом он отправился к Сатане.

Все началось с каких-то нервных мурашек, бегавших по его шее. Потом волна – ее просто никак нельзя было объяснить. Огненно-белая волна, электрический огонь, охвативший тело с головы до пят. Такую боль он никогда еще не испытывал, словно Бог взял паяльник и прикладывал его к каждому атому тела Доббса.

Ослепляющая, невероятная боль. Но он не ослеп. Доббс мог видеть, и то, что он видел, заставило его уже и так хрупкое сознание рассыпаться на тысячу осколков.

Свет, ослепительный голубовато-белый свет, а затем темнота. Потом огонь.

Уши его наполнились звуками. Человеческие крики, сирены, взрывы, смех. Снова огонь. Везде. Вокруг него, в нем – огонь. Желтовато-оранжевый и обнаженно-красный. Огонь объял всю его суть, но не касался тела.

Доббс был внутри ада. Но не горел.

Преисподняя. Он попал в преисподнюю.

Но оказалось, что нет. Прошли месяцы, прежде чем Доббс смог понять, что какую-то долю секунды он находился в самом сердце взрыва реактора Дина в центре исследований «Энекстех«, рассеявшего осколки и смятение во времени и пространстве.

Но в первый момент Уайти Доббс был уверен, что он умер и попал в ад. Потом он упал.

Огонь погас. Гроб исчез. Уайти Доббс стоял на четвереньках на холодном плиточном полу. Вначале он даже не понял, что кричит во все горло, пока не услышал звука эха в большой стерильной комнате. Остальные также кричали. Мужчины и женщины в длинных белых халатах – некоторые сидели за лабораторными столами, другие работали за невообразимыми приборами – все устремили глаза на него, в них отражался его собственный ужас и удивление.

Доббс лежал на полу, жадно втягивая воздух, дыша с таким же трудом, как человек, вынырнувший с большой глубины.

Где он оказался?

Перед ним маячили испуганные глаза трех, четырех, нет, пяти человек. Двух женщин и трех мужчин. Как ни странно, но ужас Доббса прошел. Потом из этой группы выдвинулось странно знакомое лицо.

На него смотрел лысый и морщинистый, слегка сгорбившийся и непостижимо старый Дин Трумэн.

Доббс покачал головой, загоняя воспоминания в темные бездны сознания. Он должен быть настороже, должен быть внимательным; время было опасное. Несмотря на то что Доббс потерял свои записи, он приблизительно помнил основные даты и места, хотя и не с точностью до минуты. Не столь важно. Один портал был достаточно близко от него, он даже чувствовал истончение пространства.

Дин из будущего называл это местом соединения: «Прозрачная пространственно-временная брешь, доступная для разрывов».

Черт! Доббс назвал это истощением, потому что так ощущал. Давящее, как тяжелый театральный занавес, приводящее в трепет его тело, создающее металлический привкус во рту. А по ту сторону? Другое время. Другое место.

Доббс оглядел то место, где материализовался, – пустые стены школы. В этой школе он учился двадцать два года назад в настоящем – но лишь тринадцать месяцев назад в своем времени. Он никогда ее не закончил. Не получил аттестата.

В бешеном ритме стуча ботинками, Доббс пронесся по коридору и вылетел через черный ход. Снег окутал мир толстым, густым покрывалом. Ни звука, ни движения.

Мертвый мир, белый, как мои волосы. Отлично.

Доббс устремился по улице, оставляя позади скромные кирпичные дома. Резкий ветер хлестал в его разгоряченное лицо, резал руки. Через минуту Уайти Доббс замерз. Его зубы клацали. Распухшие губы дрожали. Проклятье. Переходя из одного пространства в другое, он уже забыл, как жесток реальный мир. Впрочем, иногда он забывал и то, что сам все еще человек.