Влад Ревзин - Палачи и проходимцы времен аншлюса

Он перекатился на спину, застонал.

Над Сенном нависла тень.

– Как видишь, я был прав. Предатель…

Василий Валерьяныч…

Тяжелая ступня наступила на грудь. Он захрипел.

– Так что, Димочка, было в сообщении? Что тебя так расстроило? Так оно тебя взволновало, что ты припёрся сюда с пистолетом…

Сенн хрипло втянул воздух.

– Хозяин приказывает возвращаться в Москву,…это неминуемый арест… я знаю, и вы знаете…

– Значит, есть за что.

Давление на грудь ослабло. Сенн застонал:

– У меня кость раздроблена. Надо к врачу…

– Будет тебе врач. В нужный момент. Почему ты решил ликвидировать Джемини?

Он тяжело дышал.

– Ну?

– Больно… дома меня обязательно расстреляют! Жить хочу!!

– Ты и так не жилец. Говори! Я сейчас, – твоя единственная надежда.

Сенн затих, потом невесомо выдохнул:

– BCR…

Василий Валерьяныч явно удивился:

– Бюро сбора информации? Ты спутался с лягушатниками? Дима, ты рехнулся…

– У них на меня есть… кое-что. Деньги должен. Запутался… немного… Игра на бирже…

«Итальянец» усмехнулся, Сенн услышал это.

– И, понятно, не на свои. А зачем полковнику Гоше смерть Джемини?

– Не знаю. И с Гоше незнаком. Я ведь не Сидней Рейли… региональный резидент… Трое суток назад сбросили в почтовый ящик. – Сенн застонал. – Я до последнего не хотел. Но сегодня, после сообщения решил, что пора уходить…

Только сейчас пришла холодная мысль, что это конец.

Василий Валерьяныч сказал преувеличенно иронично:

– Ну да. Тебя бы приняли, как героя. Только знаешь избитую истину, – предал раз, предашь еще…

– Я не хочу в Москву. Слушай, у меня есть деньги.

Давление опять ослабло. Сенн лихорадочно соображал.

– Много?

– Полторы тысячи франков…

Сенн замер, преодолевая боль. Схватиться за соломинку, выбраться из расстрельного подвала, жить…

– Ты же все проиграл?

– Французы. Пообещали еще…

Над ним усмехнулись.

– Ты высоко ценишь свою жизнь. Что скажешь, Джемини? В конце концов, это тебя эта сволочь собиралась прикончить. Тебе решать…

«Итальянец» снял тяжелый ботинок с груди Сенна.

Микаэль облегченно вдохнул ночной воздух. Черт с ними, с деньгами, лишь бы жить. А дальше он придумает, что делать. Он хитрый… только жить, жить…

Это был его последний вдох. Еле заметное движение ночной тени, его зрачки расширились и глаза вылезли из орбит. Кулак Джемини раздробил его горло.

Микаэль Сенн перестал существовать.

Андреас Шалль родился в Граце.

Его папаша торговал шкурами, держал лавку, крепко стоял на ногах. Выпивал, это правда, мать поколачивал. Ничего необычного Андреас в этом не видел.

Шалль принимал участие в Мировой войне, вернулся и осел в Лингенфелде, в баварском Пфальце. С 1921 года был вовлечен в националистические группировки, боровшиеся с сепаратизмом. Тогда он сошелся с Йозефом Бюркелем, нынешним гауляйтером Вены, и одновременно рейхсштатталь (то есть губернатор, – высокая должность!) региона.

Губернатор, судя по всему, доверял своему человечку. Шалль подвизался в канцелярии губернатора в качестве руководителя местной безопасности, и, безусловно, сотрудничал с гестапо.

Сейчас Уве Клюг сидел в машине, которую вел Шалль, смотрел сквозь стекло на улицы Вены, слушал болтовню штурмбаннфюрера.

– Гениальность фюрера, наряду с другими качествами, – вещал Шалль, ловко крутя руль, – предвидение и прозорливость. Три дня назад Эмиль Гаха появился в Берлине, и согласился на политическое переустройство своей страны. Вчера наши войска вступили в Прагу и теперь оккупируют бывшую Чехословакию, практически без сопротивления. Мы создаем в Чехии Протекторат Богемии и Моравии, а проклятые англичане и французы набрали воды в рот…

Уве покосился на Шалля.

Лицо, – кровь с молоком. Пухлые яркие губы любителя сладкой жизни. На часах восемь утра, но от Шалля пахло хорошим коньяком, сигарой, а на щеке блестел крохотный след помады.

Конечно же, Клюг не подозревал о существовании штурмбаннфюрера Шалля до той минуты, когда сошел с электропоезда, прибывшего на Западный вокзал Westbahnhof (Западный вокзал). О городке Лингенфелде, отношениях с Бюркелем, и много еще о чем рассказал ему сам Шалль.

Он быстро перешел на «ты».

– Жить будешь в роскошной квартире, – сообщил он, поворачивая на углу, где поблескивала витрина большой кондитерской «Захер». – Ты женат?

– Нет, – коротко ответил Уве.

– Везунчик. Ты хорошо проведешь время в Вене.