Кристина Генри - Девушка в красном

Не хватало еще, чтобы этот шакал ее убил ради еды.

От резкого движения тот замер, стрельнув глазами в сторону топора, опасаясь, что она его схватит. Пожалуй, можно было и не вставать, а просто рубануть его топором в бедро, но тогда схватка затянулась бы, а долго сопротивляться она не могла.

Зрелищные кулачные бои, как в кино, ей не нужны. Хотелось с ним разделаться, да побыстрее, чтобы он не успел на нее напасть.

Краш плеснула остатки кипящей похлёбки ему в лицо.

Чужак завизжал, уронил пистолет и схватился за лицо. Кожа стала покрываться волдырями, но главное, ей удалось попасть ему в глаз. Наверное, это жутко больно, но девушка старалась об этом не думать и подавила тошноту, накатившую от запаха ошпаренной плоти. Потом схватила топор и с размаху всадила ему в живот.

Краш почувствовала, как лезвие погрузилось в мягкие внутренности, как они сжимаются под его напором, руки окатило горячей кровью, а потом запах стал еще хуже – запах содержимого кишок, вываливающегося на землю. Тот скудный обед, что она успела проглотить, ринулся наружу вперемешку с желчью, встал комом поперёк горла, и она закашлялась, содрогаясь всем телом.

Но Краш не могла позволить врагу снова подняться и кинуться на нее, поэтому сначала рванула топор вбок, поперёк живота, и только потом выдернула лезвие. К этому чавкающему, хлюпающему звуку никак не привыкнуть, неважно, сколько бы ни приходилось пускать топор в дело, ее каждый раз пробирало до мурашек.

Тот человек (он все же оказался обычным человеком, а не «койотом» или охотником) рухнул ничком прямо на нее, и она едва успела неуклюже отпрянуть. Супергероиня из нее не лучше, чем киношный злодей из этого парня. Она обычная девушка, пытающаяся уцелеть в новом мире, нисколько не похожем на тот, в котором выросла, где всё было совершенно рационально, привычно и даже скучно всего лишь каких-то три месяца назад.

Парень повалился на землю, истекая кровью. Никаких стонов, содроганий и прочих театральных жестов, похоже, просто отключился из-за болевого шока от ожога и удара топором. « Может, и выживет , – хотя Краш сильно сомневалась, – но чем чёрт не шутит» . Скорее всего, умрет, только она жалела не о содеянном, а о том, что другого выхода не было.

Краш не хотела считать себя убийцей, но и становиться чьей-то добычей только потому, что оказалась одна в лесу, совсем не собиралась.

Собрав вещички, она закинула за спину рюкзак, затушила костер, который так старательно разводила. Тщательно вытерла тряпочкой топорик, надела на лезвие чехол и пристегнула рукоять липучкой к поясу брюк.

Заметив тусклый отблеск звездного света на оброненном нападавшим оружии, она с отвращением подняла пистолет. Оставлять нельзя – если попадет в недобрые руки, у нее могут быть неприятности. В конце концов, из тех троих, с кем столкнулась накануне, она убила не всех.

Об оружии Краш знала только то, что на дух его не переносит. Отцу нравились детективные сериалы, и в них будто каждый персонаж знал, как снимать предохранитель, как заряжать оружие, даже если до этого они в глаза его не видели. Краш понятия не имела, как все это делать, и опасалась возиться с пистолетом в темноте. Так, чего доброго, еще прострелишь единственную здоровую ногу. Не меньшей глупостью казалось сунуть пистолет, наверняка заряженный, судя по тому, как им размахивал тот тип, в рюкзак или за пояс.

Даже прикасаться к этой холодной отвратительной железке было противно до глубины души, но пришлось так и идти, направив ствол в сторону от себя и не касаясь спускового крючка. Краш устремилась прочь от стоянки, где ранее надеялась заночевать и дать хоть немного отдыха натруженной после утреннего марш-броска культе, и уже на ходу снова с особой остротой ощутила, как хочется хоть ненадолго снять протез.

Она тщательно выполняла все необходимые процедуры: регулярно снимала протез на привале после ходьбы, протирала культю и смазывала кремом, чтобы не натереть мозоль, но снять его на ночь и просто дать ноге отдохнуть было особенно приятно.

«Койот», тот тип , лишил ее вожделенного отдыха, и теперь она терзалась от голода, ведь толком поесть так и не удалось, злости из-за вынужденного убийства, хотя она этого совершенно не хотела, и возмущения оттого, что приходится через силу ковылять с ноющей ногой, да ещё тащить этот дурацкий мерзкий пистолет.

Перед самым рассветом послышалось бодрящее журчание, и она пошла на звук, постепенно замедляя шаг, – к проточной воде тянулось всё живое, в том числе медведи и люди, а Краш по возможности старалась избегать и тех и других, зная по опыту, как они опасны.