Полина Луговцова - Река – костяные берега

В тот момент, когда на яхте с алыми парусами открыли первую бутылку шампанского, а Борис, стоя на палубе, обнимал Леру и усиленно делал вид, что безмерно счастлив, далеко от этого места – где-то несколько сотен километров вниз по течению – на одинокой горе близ села Кудыкино зазвонил старый медный колокол. Тяжелые удары сотрясали его, извлекая из темных недр глубокие протяжные звуки. Багровые лучи закатного солнца окрасили выпуклые колокольные бока в цвет запекшейся крови. Металл гудел в промежутках между ударами. Ритм постепенно нарастал под ускоряющимся движением сильных умелых рук. Выполняя свой ежевечерний ритуал, Звонарь, щурясь, смотрел на родное село с любовью и жалостью, как смотрит отец на свое неудачное, некрасивое дитя, понимая, что едва ли кто-нибудь еще полюбит такое неказистое создание.

Кудыкино готовилось встретить ночь. Над печными трубами вился дымок: в эту пору после захода солнца резко холодало. По узким, сырым после стаявшего снега улочкам жители спешили к своим домам. Некоторые, заслышав звуки вечернего звона, остановились, обернулись, озабоченное выражение на их лицах сменилось благостным.

Вокруг села чернели останки сгнившего леса, выделяясь трупными пятнами на бледной плоти мертвого камышового моря, сплошь испещренного влажными ранами стариц, отливающих красным под низким пламенеющим небом. Родной край представлялся Звонарю тяжелобольным родственником, которому уже ничем не поможешь, но и не бросишь. Все она, Костяная река проклятущая! Расплескала свои ядовитые воды, отравила землю, и с тех пор ничего, кроме картошки да лука, здесь не растет. Ушла река-злодейка вместе с нечистой силой, что в глубинах ее водилась, да старицы всюду разбрызгала, почву в тесто зыбкое превратила. Небольшое поле под горой каждую весну приходится заново отвоевывать, и с каждым годом все смелее шло по селу перешептывание: с нечистой силой-то сытнее жилось! Страшно было Звонарю такое слышать – того и гляди, кто-нибудь снова к нечисти на поклон пойдет. А это верная погибель! Одарит нечистая сила своими щедротами, но голод не утолит: коварное свойство дары ее имеют: сколько ни возьми, всегда мало будет. Разгорится у просящих жадность непомерная, потеряют они покой, забудут, как радоваться тому, что уже имеют, и вся жизнь их в сплошную му́ку превратится.

От щемящей боли в сердце Звонарь зажмурился, но руки не дрогнули, продолжая свою работу. Колокол торжественно гремел над ним, всюду разливая малиновый звон, отвращающий беды и напасти, но не мысли: те отчего-то полезли тревожные, разбудили дремлющее чутье, и понял Звонарь, что очень скоро придет пора тяжелых испытаний.

Вдруг гора под ним сотряслась, и грянул гром, поглотив звуки колокола. «Дурной знак!» – подумал Звонарь, открыл глаза и, ослепленный вспышкой молнии, от неожиданности выпустил веревку. Грозовые тучи, клубившиеся вдоль горизонта, надвигались на село Кудыкино с неумолимостью орды захватчиков, готовясь обрушить на ветхие крыши домов сотни тысяч острых, как стрелы, дождевых струй. Люди на улицах забегали подобно испуганным букашкам, спешили укрыться от непогоды. Кудыкино вмиг опустело, и Звонарь, досадуя, что и в этот раз не вышло отзвонить как подобает, начал было спускаться с горы, но внезапно какое-то темное пятнышко, движущееся вдали, за околицей, привлекло его внимание: кто-то из жителей направлялся в противоположную от села сторону, невзирая на то, что первые редкие капли уже пронзали воздух. Неуклюжие движения и угловатые очертания фигуры выдавали в путнике немолодую женщину. Звонарю показалось даже, что он узнал в ней старуху Двузубову, которая еще этим утром исходила предсмертными стонами после нападения Щукина. «Странно, какая нелегкая понесла ее невесть куда в такой час?» Звонарь заторопился, цепляясь взглядом за медленно удаляющийся силуэт, и поэтому ничего вокруг больше не видел.

Но если бы он огляделся, то наверняка бы заметил еще четверых кудыкинцев, явно равнодушных к усиливающемуся дождю: те неспешно брели по одной из улиц, пряча лица под низко опущенными капюшонами курток и прижимаясь к заборам так, будто хотели слиться с серыми досками. Завидев спускающегося с горы Звонаря, они тотчас замерли и не шевелились до тех пор, пока тот не скрылся из виду за горным склоном. Лишь тогда один из них, самый рослый и плечистый, произнес уверенным тоном, выдававшим в нем главаря шайки:

– Все, сегодня уже не вернется! Чуть погодя можно приступать.