Петр Елизаров - Шаровая молния

Дима и его мама чувствовали себя не в своей тарелке: они были зажаты и резко отличались от других гостей. На лице каждого из присутствующих было заметно возмущение: почему Люда пригласила Тихомировых, унизить их или испортить праздник всем? Первой это возмущение выразила еще та интриганка Гуля, которая тайно позвала Люду на разговор в коридор. Там она с укором посмотрела на подругу и закурила тоненькую дамскую сигаретку:

– Ну? – недовольно спросила Гуля свою лучшую подругу Людочку, которая отмахивалась ладонью от едкого сигаретного дыма. Она догадалась, из-за кого ее сейчас будут отчитывать. – И что ты скажешь? – договорила Гуля, ожидая ответа, словно злобная учительница, которая оставила двоечника после уроков.

– Я откуда знала, что они придут, – принялась громко оправдываться Головина, но когда Гуля злобно постучала себя по голове и приставила указательный палец ко рту, Люся затихла и заговорила шепотом. – Посмотрела я на время, которое ей сказала – их нет, я и подумала, что не придут, а тут такое…

Гуля докурила, спокойно потушила окурок в висевшей на перилах консервной баночке и взглянула на Люду:

– Ты в своем уме вообще? – злоба так и струилась из нее, поэтому она четко выговаривала каждое словечко, немного прикрывая глаза. – Кто ненормальных приглашает?

Люся виновато опустила голову, не зная, что ответить. Она понимала, что стоящая перед ней Гуля являлась сейчас олицетворением мнения всех без исключения гостей. Та продолжала зверствовать, поправляя свои короткие крашеные волосы:

– Она своего подкидыша привела еще.

– Я подумала, – неуверенно произнесла она, зная, что совершила глупость, – что они этим хоть как-то развеяться, сходят куда-нибудь, среди людей побудут… А то они там совсем одичают вдвоем…

Этими аргументами Головина хотела хоть как-то задобрить Гулю, но та была непреклонна и еще больше разозлилась: не только на Людмилу, но и на свою пачку сигарет, которая в столь нужный момент оказалась пуста:

– Надо же, – удивилась она, взглянув на пустую пачку. – Я поняла твои мотивы. И знаешь, что я тебе скажу? – Гуля служила в районном отделе полиции, поэтому часто применяла подобные жаргонные словечки. Она на полном серьезе заявила. – Пусть они возвращаются обратно к себе в квартиру и сидят там, не вылезают. Мне просто противно не то что смотреть, а думать о них.

Тут Людмилу пробрало на жалость:

– И никакого сожаления?

– Никакого! – равнодушно оглянулась милиционерша. – А у тебя, я смотрю, совесть проснулась? – нагловато спросила она. У Гули был противный и нахальный голос – даже если она делала комплимент, тон был такой, словно это оскорбление. – Пригласила их сюда! – возмутилась Гуля, машинально держа руку у рта, будто снова курила. – Саш-то вряд ли знает, что ты спала с ее мужиком. К тебе ведь он ушел после всего этого?

Это задело Людмилу, но словесный отпор у нее не получился – уж очень сильна была Гуля в подобной дамской полемике:

– И что из этого?! – положила руки на пояс Люда. – Он меня тоже бросил.

Тем временем Гуля уже потеряла всякий интерес к беседе, устав убеждать и ругать подругу – ей хотелось наконец поесть, выпить и расслабиться – она ведь на юбилее у лучшей подруги.

– Как знаешь, подруга, – махнула рукой она. – Тогда иди и посмотри на результат твоих стараний, мать Тереза, – Гуля указала на дверь.

– Ладно, – сказала она, – забудем, – Люда обняла подругу и повела назад в квартиру, расспрашивая о ее трудной работе в органах, – и откроем шампанское…

После возвращения именинницы и ее подруги юбилей наконец перешел в активную фазу. Подали первые блюда, и все вновь принялись разговаривать, есть, пить и благотворить Людмилу Головину, которая с тонкой улыбкой принимала поздравления и наблюдала за гостями, стараясь не замечать Тихомировых, чтобы лишний раз не расстраиваться из-за их присутствия. Сами они во все разговоры и действия старались не вступать и сидели молча на диване за столом, почти не меняя позы.

Тихомировы вели замкнутую жизнь (особенно это касается Александры Игоревны), предпочитая тишину, покой и размеренность – если же все вышеперечисленное нарушалось, то подобное воспринималось как трагедия. Вот и сейчас они не нравились всем из-за своего нестандартного образа жизни, характера матери и истории ее сына. Тихомировы старались не нагнетать обстановку вокруг себя. Хозяйка застолья чувствовала озабоченность и замешательство гостей. Но открыто попросить Тихомировых уйти, сами понимаете, она не могла. Это понимали и Дима с Александрой Игоревной – обстановка была совершенно не для них. Они бы с радостью ушли, но боялись что-либо предпринять оттого, что мама Дмитрия считала, что так рано со дня рождения подруги (даже бывшей) не уходят, ведь их любезно пригласили сюда и рано уходить невежливо. Мама Димы думала так, несмотря на то, что сидела без движения на одном месте и ловила на себе косые взгляды окружающих.