Елена Соловьева - ЛоРеНа — похитительница сознаний

Полянский принял кипу вскрытых конвертов, чтобы приобщить их к материалам дела, тома которого росли день ото дня. Стас тяжело вздохнул, обхватил голову руками, и сжал ее так сильно, что почувствовал, как пульсирует кровь в висках. «Думай как он… думай!» — приказал он и без того перегруженному активной работой мозгу.

Однако для того, чтобы мыслить как преступник, нужно быть им. А Полянский не был ни маньяком, ни просто сумасшедшим. Он и представить не мог, что должно так сильно повлиять на человека, чтобы тот начал вот так безжалостно расправляться с молодыми красивыми девушками, которым, казалось, самой судьбой предназначено радовать взор окружающих одним своим присутствием. Кем нужно быть, чтобы убивать?

— Тварь!!! — выкрикнул Полянский и резко поднялся из-за стола руководителя. — Ненавижу эту мразь!

— Мы все придерживаемся твоего мнения, — покачал головой Фролов, вздрогнувший от резкого выпада Стаса. — Ступай… Скажи секретарю, чтобы никого ко мне не пускала.

Полянский вышел, оставив начальника наедине с его горем. Маришка была любимицей Фролова, лучиком света в его темной жизни. Руководитель был искренне привязан к девушке, хотя никогда не признавался в этом. Конечно же, у них бывали ссоры и разлады, были другие мужчины и другие женщины, но никогда, даже в порыве ревности, Фролов не думал, что все закончится вот так…

Стас вошел в свой кабинет, водрузил на стол дело по маньяку и сник. В помещении было необычайно тихо, а пустующее рабочее место напротив будто с укором взирало на следователя. «Вот, — говорил письменный стол, — здесь могла сейчас сидеть Маришка. Она бы хохотала до упаду и соблазняла тебя. А ты бы продолжал бычиться и притворяться глухонемым…»

Полянский вздрогнул и отвернулся. Но только лишь для того, чтобы упереться взглядом в зеркало на стене. «А тут, вместо твоей противной рожи, сейчас могло бы отражаться ее миловидное личико. Глядя в меня, Маришка могла бы подкрашивать губы и строить тебе глазки», — укорило его зеркало.

— Я начинаю сходить с ума, — сказал Полянский собственному отражению. — Это шиза, не иначе…

На похоронах Маришки присутствовал весь город. Прибыли даже те, кто не был знаком с девушкой лично. В трагической кончине местной «Белоснежки» каждый видел подтверждение собственным страхам: Маришка была мертвым доказательством того, что маньяк абсолютно потерял страх, а власти бессильны что-либо предпринять. Ужас отчаяния читался в глазах людей. Женщины постарше сиротливо подвывали, мужчины курили и бросали ненавидящие взгляды в сторону представителей правопорядка. Девушки боязливо жались к своим спутникам, а те, кто пришел на похороны без сопровождения, старались держаться вместе.

Моросил дождь — хмурое небо тоже оплакивало Маришку. Птицы не пели, чтобы своим весельем не нарушить молчаливое торжество смерти. Зловещую тишину прерывали лишь всхлипывания и горестные вздохи.

Когда поток желающих проститься с девушкой иссяк, к подъезду многоэтажки подкатил катафалк — последняя «карета» для упокоенной красавицы.

Хоронили Маришку в закрытом гробу, но вид обитого розовым шелком ящика рождал в воображении особо пугливых такие жуткие картины, что некоторые падали в обморок. У подъезда дежурила скорая — массовое скопление людей, объединенных общим страхом, внушало опасения. За двадцать минут у врачей иссякли все запасы успокоительного и обезболивающего. К счастью, более серьезная помощь медиков не потребовалась.

Стас тоже был там. Спинным мозгом он ощущал, что ненависть и презрение, адресованные маньяку, в настоящий момент перетекают на него — бессильного следователя. Никчемного, по мнению самого Полянского.

Стас и сам испытывал к собственной персоне некое подобие ненависти, упрекал себя за беспомощность и нерасторопность. Но не знал, что еще предпринять, чтобы докопаться до личности преступника.

Катафалк отъехал; следом за ним потянулась вереница машин и автобусов, нанятых городской администрацией. Остальные желающие проводить Маришку в последний путь пошли на кладбище пешком — пропустить такое событие ни хотел никто.

Стас запрыгнул в свою «десятку» и пристроился в хвост к толпе сочувствующих и просто любопытных.

— Прихватишь бесколесного товарища? — поинтересовался Влад. Не дожидаясь ответа, оперативник запрыгнул на переднее сиденье и закинул руки за голову. — Ну и денек: скорее бы уже все закончилось!

— Это похороны… — напомнил Стас, заводя мотор. Несмотря на годы службы в следствии, Полянский, в отличие от Влада, не утратил сочувствия к жертвам преступлений. А потому оптимизма друга не разделял.