Елена Соловьева - ЛоРеНа — похитительница сознаний

Сергей, наконец, свернул с оживленной трассы и оказался на пустующей в темное время суток объездной, огороженной с обеих сторон непроходимой чащобой. Припарковав свою фуру на обочине, мужчина вприпрыжку поскакал к широкому стволу приглянувшейся осины, проклиная на ходу третью чашку чая, выпитого в придорожном кафе. Пока раздавалось мерное журчанье, Сергей облегченно насвистывал любимую мелодию и лениво осматривал окрестности, купающиеся в лучах закатного солнца.

Позади осталась большая часть пути, проклятые дырявые дороги и не менее ненавистные дальнобойщику посты ДПС. Еще немного, и он окажется в объятиях любимой женщины: с бутылкой холодного пива в одной руке и полученной выручкой в другой.

Застегнув молнию брюк, Сергей развернулся на сто восемьдесят градусов и направился в сторону фуры. Его резкое движение заставило слететь с насиженного места ворон, сплошным покрывалом устилавших покатую возвышенность недалеко от облюбованной мужчиной осины.

— Собаку, что ль, кто сбил, да в кусты выбросил? — заинтересовался Сергей. — А может и не собаку… — рассудил он, присматриваясь почетче.

Он вспомнил о свояке, выручавшем за оленьи рога неплохие суммы, и решил осмотреть находку — вдруг повезет, и тушка животного окажется нетронутой. Сергей подошел ближе — в нос ему ударил тошнотворный запах разложения, заставивший мужчину передумать.

Решив бросить неприятную находку и предполагаемые барыши, дальнобойщик зло сплюнул и поплелся к машине. Но он запнулся и полетел лицом вниз, поминая на чем свет стоит весь лесной массив, а заодно и своего свояка.

Потревоженные стервятники взмыли вверх, оставив ненадолго свою скорбную трапезу. Тысячи раз после, Сергей проклинал себя за то, что обернулся. Но прошлого не воротишь, а увиденное не сотрешь из памяти.

Это была не собака и не лось, а девушка, точнее — ее мертвое тело. Она была полностью обнажена и присыпана сверху прошлогодней листвой, расшвырянной вороньем. Девушка походила на спящую принцессу: длинные светлые локоны картинно разбросаны вокруг тела; руки, с зажатым в них букетиком искусственных незабудок, сложены на груди, частично прикрывая запекшуюся кровь от раны, находящейся в области сердца.

Совершенно нелепо смотрелась детская маска в виде слоненка, одетая на лицо покойной. Цепенея от ужаса, Сергей все же удивился, что стервятники не тронули эту поделку из папье-маше, скрывающую лицо девушки. Дрожащими руками, сам не ведая зачем, мужчина сорвал маску. И, дико завыв, помчался к фуре.

Сергей не помнил, как забрался в кузов, как захлопнул за собой дверь и запер ее, будто покойница действительно могла за ним погнаться. Не мигая, он уставился на фотографию подруги, прикрепленную на зеркало заднего вида. Вздрогнув, мужчина скомкал снимок и затолкал его в пепельницу.

Сергей был не робкого десятка, в своей жизни повидал многое, но ему никогда не забыть обезображенного лица мертвой девушки, которое он увидел, заглянув под маску слоника. Истерзанный лик, казалось, теперь взирал на него отовсюду, и даже в масляных разводах на грязном лобовом стеле находилось подозрительное сходство с провалами пустых глазниц и безгубым оскалом рта.

Дальнобойщик достал мобильный и непослушными пальцами набрал номер «02» — сейчас он был бы рад любому живому человеку, пусть и полицейскому. Лишь бы не слышать карканья ворон и не видеть перед глазами въевшийся в разум образ.

Стас отложил еще одну кипу документов в сторону и потянулся за кружкой кофе — пятой за прошедшие пару часов. Ворох бумаг, скопившийся за неделю, требовал к себе внимания больше, чем предполагаемые преступники и их жертвы, вместе взятые. Стрелки часов неуклонно приближались к полуночи, а намеченный на вечер план работы был выполнен лишь на треть.

Сделав глоток обжигающе горячего напитка, молодой следователь вновь погрузился в бумажную волокиту. Он чувствовал себя хомяком, погребенным под грудой никому не нужных отчетов, заявлений, листов опроса свидетелей и прочей дребедени, от которой шла кругом голова.

— Боже мой, сколько времени мы тратим понапрасну… — печально вздохнул Стас и привычным жестом пригладил волосы, давно требовавшие стрижки.

На его реплику никто не откликнулся: Полянский был единственным несемейным сотрудником следственного управления, а потому только он мог позволить себе засидеться допоздна, не рискуя при этом быть обруганным членами домашнего коллектива и отлученным от многих благ — спутников счастливого брака.